— А что замолчал-то… — Изобразил на своей физиономии само радушие и интерес.
— Да не слухаешь ты, у тебя очи як у Грицко стали, когда вин о бабах думает…
«Это было к концу моего первого года жизни здесь. Однажды, сидя за дневником, поймал себя на мысли, что не помню как пишется слово. Память словно ножом отрезало. На ум приходили только старорусские аналоги… Тогда очень сильно испугался… Стало очень страшно… Терять себя. Мой язык, мой словарный запас и лексикон, все это связывало меня нынешнего — со мной прошлым.
Показалось, что с утратой этой последней нити, растворюсь в серой безликой массе людей окружающих меня в жизни и быту. В какой-то мере спасение, пришло со стороны детей, взятых в семью на воспитание. Все получилось как бы само по себе. Я очень старался сдерживаться, да шила в мешке не утаить. Слово здесь, там, за обедом, на работе, в поле. Неосторожная брань… Дети как губки, впитывают все, кто-то хорошее, другие — плохое… Очень выручили технические термины. Все это привело к тому, что я общался с ними, практически не ощущая разницы в столетиях разделяющие нас. А вот с взрослыми… Медник и стрелец, два сапога на одну ногу, когда им нужно, понимают все. Хотя иной раз на мордах написано — что ни хрена они не понимают. А вдругоряд, ей богу, пришибить готов — моя твоя не понимай. На разных языках молвим сплошные — Ино Ижно Ись Ить Ишь Ипеть
Я опосля того, как срочную отслужил на Украине, всего два года, потом пять лет — гыкал. Среда обитания, страшная штука. Исподволь, потихонечку, тихой сапой, выбивает из мозгов мало используемые слова и обороты…
Сижу, перечитываю и прихожу в тихий ужас, уже и писать так начал…»
Слушаю, слушаю, — постарался уверить его как можно искренне, а чтоб скрыть смущение потянулся за бутылкой с вином.
Архип тряхнул гривой, с проседью, каштановых волос, подставил свою кружку и продолжил.
— Вечером, мы снова пошли на тот хутор… Да только… Надо было их всех оттудова забрать. Пока мы днем в лесу отсыпались, нагрянули ляхи. В поисках еды, перевернули и вытряхнули все до последней крошки. Не пожалели даже старую кобылу, прирезали и увезли.
На скулах вздулись желваки, взгляд потемнел и стал вопрошающе обиженным. Потом он отвернулся и стал смотреть на стену.
Странно было видеть такое у человека прошедшего огонь, воду и медные трубы. Со слов деревенских, Архип крепко держал их в руках, пресекая на корню любую попытку к самовольству. А может дело в другом…
Наступила гнетущая тишина. Через некоторое время, Архип, залпом осушил кружку, рукой смахнул капли вина и продолжил глухим голосом, иногда смолкал и только тяжко вздыхал.