— Не оправдывайся. Она ведь тебе в матери годится…
— Ну, вы преувеличиваете.
— Впрочем, тут дело не в тебе… Только…
Тетя Марта погрузилась в свои мысли и снова взялась за моток. И с лихорадочной поспешностью принялась мотать шерсть. Когда наконец руки Орельена освободились от оков салатного цвета, тетя притянула его к себе:
— Послушай, малыш… Обещай мне одну вещь…
— Конечно, тетя Марта, обещаю, все, что вам угодно…
— Ну так вот, обещай мне, что никогда, слышишь, никогда в этом доме в присутствии дяди ты не будешь упоминать даже имени этой госпожи Мельроз… обещаешь?
— Обещаю, тетя, но…
— Никаких «но»… И потом, пожалуйста, не сиди с таким идиотским видом. Если хочешь, я могу тебе объяснить.
— Я вас ни о чем не спрашиваю, но если…
— Это давняя история, детка. Очень, очень давняя история. Твой старый дурень дядюшка, словом, он, болван, ее до сих пор любит!
— Дядя? Госпожу Мельроз?
— Да, а ты что думал? Это началось уж не помню когда… лет двадцать назад… Конечно, это ее не молодит… Блезу тогда было уже сорок пять, если не больше… Вообрази себе… До этой поры он на женщин не обращал внимания, ему вполне хватало меня… Правда, я начала стареть…
— Тетя!
— Ты никогда не ревновал? Нет? Еще не ревновал? Так вот, слушай, ревность — это, как бы тебе объяснить, это как будто тебя до крови колют иголками… колют без передышки. Слава богу, у меня это давно прошло!
— Тетя, я просто в отчаянии, если бы я только знал…
— Я же тебе говорю о прошлом, у меня это давно прошло. А вот у него, у дурака, нет. Когда она где-нибудь играет, он говорит, что идет сразиться в шахматы… А я… Слава тебе господи, что этой шлюхе не так-то уж часто дают роли! А какое у него на следующий день бывает лицо!
— Если бы я только мог подозревать…
— Не извиняйся, пожалуйста, но ты разболтался некстати, да еще как некстати! Вот я и предпочла тебе прямо сказать, чтобы ты, чего доброго, снова не попал впросак… Все-таки я верю, что в двадцать лет Блез был в меня влюблен… Но иногда… Он об этом и не подозревает… Ты пойми, я бы закрыла глаза, если бы речь шла о какой-нибудь славной честной девушке, только не об этой кобыле… Впрочем, она для него слишком молода… Потом, видишь ли, она умела извлечь пользу из каждой своей связи, каждый мужчина ей на что-нибудь годился. Блез, например, помог ей избавиться от акцента…
— Какого акцента?
— Ну конечно, теперь у нее изумительно выделанный голос, дикция прямо как у пишущей машинки. Не ахти как приятно иметь выговор рыночной торговки. Звалась она тогда Амели Розье. Наш дурень называл ее Мели… Отсюда и пошло Роза Мельроз…