Серена свернула вырезку и тоже убрала в ящик. Западный Йоркшир! Чушь какая-то. Что ее мать делала в Западном Йоркшире, если она жила на Восточном побережье?
На полу оставалось несколько писем. Серена взяла в руки одно. Оно было адресовано миссис Кэтрин Кордер. Штемпель указывал, что письмо было послано из Харрогита двадцать три года назад. Серена пробормотала с улыбкой:
— Мне тогда было пять лет.
Имеет ли она право прочитать это письмо? Ведь оно адресовано матери. В ней разыгралось любопытство. В сущности, хоть она и злилась на отца, когда узнала в день смерти матери о его связи с Мари, все ее воспоминания связаны только с ним.
Услышав, как Мари медленно поднимается по лестнице, девушка выпрямилась, перенеся тяжесть тела на ступни, и прокричала:
— Смотри под ноги. Я еще не все собрала с пола.
Мари, осторожно ступая меж писем, поставила на голый пол две дымящиеся кружки.
— На твоем месте я бы их не трогала, любовь моя. Может, пойдем вниз?
— Черт, нет, Мари. Я должна поскорей привести в порядок тот дом в Кейндейле.
Она села на пол, подогнув под себя ноги, взяла кружку с чаем и стала рассказывать про Кирсти с Райаном.
Мари отодвинула ногой в сторону письма и, вытащив маленький кожаный пуфик, тоже села.
— Так что, как ты понимаешь, придется мне уступить дом Кирсти с Райаном, — по крайней мере, до тех пор, когда он окрепнет и будет в состоянии вернуться в Австралию.
— Хмм.
Мысли Мари явно занимало что-то другое.
— Эй! Ты меня слушаешь?
— Конечно. Однако здесь становится совсем темно. Пойдем вниз, а? Никогда особенно не любила чердаки.
— Ты вроде бы обещала лампу?
— Ой! Да! Забыла принести.
Серена нахмурилась.
— Да нет, ты не забыла, Мари. Она на лестнице. Я видела, как ты оставила ее там несколько минут назад.
— Это старая лампа, любовь моя. Батарейки нужно заменить. Давай оставим все это до завтра, хорошо?
— Ну что ты, Мари. Еще даже четырех нет. Мне вполне хватает дневного света.
— Серена, брось это! — вспылила Мари.
Девушка отпила глоток горячего чая.
— Не могу. Это вещи матери. Ее личные вещи, письма. Я не могу оставить их валяться на полу.
Мари быстро допила свой чай.
— Ему следовало сжечь их, — пробурчала она. — Говорила я Максу, что надо все сжечь!..
— Мари, ну что ты несешь? — Серена сердито смотрела на женщину, которую уже стала считать своей подругой. — Как можно быть такой бессердечной? Я понимаю, ты, наверно, ненавидела мою мать, но…
— Ненавидела?
Мари неприятно рассмеялась.
— Это очевидно.
— Послушай, Серена, кончим этот разговор. — Она поднялась. — Пойдем вниз, поужинаем, пока не наговорили друг другу глупостей, о которых после будем сожалеть.