Nil sapientiae odiosius acumine nimio.
Seneca.
Однажды в сумерки, осенью 18… года, я сидел с моим другом, Августом Дюпэн, в его маленьком кабинете, в улице Дюно, упиваясь двойным наслаждением, – то есть, я мечтал и курил. С час уже, если не более, мы не нарушали глубочайшего молчания. Посторонний зритель счел бы нас всецело погруженными в наблюдение за прихотливыми кольцами дыма, которые клубились у нас в комнате, но, что касалось, по крайней мере, до меня, то я перебирал в уме все то, что составляло предмет нашей беседы в начале вечера; я разумею подробности происшествия в улице Морг и еще другого, подобного. Поэтому, когда дверь отворилась, и к нам вошел наш старый знакомый, префект парижской полиции, я счел это знаменательным совпадением.
Мы поздоровались с ним очень радушно, потому что, если в нем были и кое-какие отрицательные свойства, то было и много приятного; а не видались мы с ним уже несколько лет. В комнате было уже темно, и Дюпэн хотел зажечь лампу, но сел снова на место, когда гость объявил, что пришел посоветоваться с ним по одному служебному делу, причиняющему ему немало хлопот.
– Если это дело требует зрелого обсуждения, – сказал Дюпэн, – то заняться этим лучше в темноте.
– Это одна из ваших старинных фантазий, – заметил префект, имевший привычку называть «фантазиями» все, что превосходило его понимание, вследствие чего ему приходилось жить в целом мире «фантазий».
– Совершенно верно, – ответил Дюпэн, – подкатывая к нему удобное кресло и предлагая трубку.
– Что же вас озабочивает? – спросил я. – Не новое убийство, надеюсь?
– О, ничего подобного! Дело, скажу вам, даже очень простое, и я уверен, что мы справимся с ним нашими собственными средствами, но я подумал, что Дюпэну будет небезынтересно узнать его в подробности, потому что в нем такая фантастичность…
– Значит, оно и просто, и фантастично, – вставил Дюпэн.
– Именно… хотя нельзя сказать с точностью ни того, ни другого. Собственно нас всех сбивает с толку то обстоятельство, что дело так просто, а не дается нам в руки.
– Может быть, эта-то простота и мешает вам догадаться, – сказал мой приятель.
– Вот нелепость! – воскликнул префект, захохотав от всей души.
– Я говорю: может быть, дело слишком просто, – повторил Дюпэн.
– Боже мой! что за вздор он городит!
– Может быть, слишком очевидно?
– Ха, ха, ха!… Хо, хо, хо! – закатывался от смеха наш гость. – Дюпэн, вы задумали меня уморить!
– Скажите, однако, в чем оно состоит, это дело? – спросил я.
Префект затянулся, выпустил основательный, длинный клуб дыма, уселся хорошенько и сказал: – Расскажу все в коротких словах; но, прежде чем я начну, предупреждаю вас, что дело требует величайшей тайны, и что я лишусь места, по всей вероятности, если станет известным, что я проболтался хотя одним словом.
