– Начинайте, – сказал я.
– Или молчите, – сказал Дюпэн.
– Ну, слушайте. Меня лично уведомили, от лица весьма высокопоставленной особы, что из королевских покоев исчез один документ. Похититель известен; кража совершена на виду… Известно тоже, что документ все еще цел и находится у взявшего его.
– Почему это известно? – спросил Дюпэн.
– По самому существу сказанного документа, – ответил префект, – равно как по отсутствию тех последствий, которые были бы неминуемо вызваны переходом его в другие руки… то есть, употреблением его на ту цель, которую похититель имеет, несомненно, ввиду.
– Нельзя ли вам говорить пояснее? – заметил я.
– Извольте, я могу сказать, что эта бумага придает завладевшему ею большую силу в таких сферах, где подобная сила приобретает громадное значение, – сказал префект, любивший дипломатически тонкий язык.
– Я все же ничего не понимаю, – возразил Дюпэн.
– Не понимаете? Ну, вот: предъявление документа третьему лицу, которое нельзя назвать, нанесет ущерб чести персоне весьма высокопоставленной… и такое обстоятельство придает человеку, похитившему бумагу, большую власть над сказанною персоной… ее честь и спокойствие подвергаются опасности.
– Но такая власть, – заметил я, – может быть действительною лишь в том случае, если похититель знает, что имя его известно потерпевшей особе. Кто же осмелится…
– Похититель, – сказал префект, – никто иной, как министр Д. Он осмеливается на все… как достойное, так и недостойное. Кража была совершена столь же ловко, как и дерзко. Документ, о котором идет речь… попросту говоря, письмо… был получен, когда высокопоставленная особа была одна в своем будуаре. В то время как она читала послание, в комнату вошло другое высокое лицо, – именно то, от которого она желала бы скрыть письмо. Не успев сунуть его в какой-нибудь ящик, она была вынуждена оставить его открытым на столе, впрочем, адресом вверх, так что содержание не было видно, и эта бумага, среди прочих, не могла обращать на себя особенного внимания. В эту же минуту появляется министр. Его рысий взгляд подмечает тотчас смущение на лице дамы, скользит по столу, узнает почерк и чует что-то подозрительное. Он говорит о делах, очень торопливо по своему обыкновению, вынимает какое-то письмо, приблизительно того же формата, как и вышесказанное, справляется в нем о чем-то и потом кладет его на стол рядом с тем, роковым. Снова завязывается разговор о делах, он длится с четверть часа, после чего министр откланивается и берет со стола то письмо, которое ему не принадлежит. Владетельница письма видит это, но, понятным образом, не может воспрепятствовать краже, вследствие присутствия того третьего лица, и министр уходит, оставя на столе свое письмо, не имеющее никакого значения.