Старый лев с уже седой мордой лежал на вершине холма и смотрел вниз, на лагерь двуногих. Солнце поднялось уже достаточно высоко для того, чтобы даже он уже несколько подслеповатыми глазами различал их отчетливо. Учуять его двуногие не могли — ветер был с их стороны, увидеть — тоже вряд ли, потому он спокойно выбирал себе добычу. Вообще-то никогда раньше бы старый большой кот не подумал нападать на двуногих — опасных и коварных противников, но позавчера их прайд фактически уничтожила огромная, злющая, линяющая змея. Несколько секунд — и три взрослых сильных кота и пять кошек были убиты ею. Осталось пять котят, из взрослых — он и две старые самки.
Тут кот насторожился. От лагеря вышел одинокий двуногий и неторопливо пошел в сторону небольшой речушки, помахивая длинной палкой. Видимо, захотел рыбки. Кот тоже любил, когда было настроение, иногда половить рыбу на перекатах, и еще больше любил ее есть. Но сейчас ему нужна была добыча побольше, чтобы уцелел его клан. И он мягко, бесшумно встал и повернулся было в сторону двуногого, когда сильнейший удар в лопатку бросил его на землю. С соседнего холма донесся грохот. Кот попытался вскочить, но задние лапы не послушались. Кот прополз пару шагов, кашлянул кровью и почувствовал, как кто-то непреодолимо тащит его за собой. Примерно так же, как давным-давно мать таскала его за загривок.
Старый кот пару раз скребнул землю мощными когтями передних лап и затих. А на соседнем холме встали двое — здоровенный пузатый мужик и молодой парень, поднявший с земли тяжелую винтовку.
— Отличный выстрел, Том. Теперь бы надо пройти по его следам и найти котят. В Зионе найдутся люди, способные отвалить кучу бабок за таких зверят. Зови парней, пусть с собаками идут сюда. Жаль, Саккет отказался, но у него на уме только его баба… — Толстяк поправил ремень с тяжеленным револьвером в кобуре и поднял свою FN-FAL с расстеленной на земле накидки.
27 год, 5 месяц, 40 число, воскресенье, 07:50.
«Конец путей», к востоку от Форта Ли.
— Лень, ты как обычно, к мадам Эльзе? — С соседней койки на крупного, аккуратно выбритого и причесанного блондинистого парня лет двадцати пяти в выгоревшей, но чистой рубашке, бывшей когда-то зеленой в мелкую серую клетку, потертых джинсах и высоких ботинках, сонно поглядел Ромка Климов. Зевнул, обдав его «выхлопом» после вчерашнего. — Неинтересный ты мужик: пьешь мало, к шалавам ходишь по расписанию… Не русский, а немчура похлеще Генриха, тот хоть за воротник заложить не промах. — Ромка сел, спустив почти до пола волосатые ноги, почесал грудь. — Будь добр, подай водички, трубы горят.