Ваше счастье, что не я ваше счастье (

Я сидела на стуле возле кухонного стола, закинув ногу на ногу, болтала тапком, висящем на кончиках пальцев, и сосредоточенно его разглядывала, под монотонные звуки маминого голоса.

— Альбина, тебе двадцать пять лет, тебя бабульки в роддоме назовут старородящей, а ты даже замуж не собираешься!

— О, боже мой! Я вынырнула из нирваны, отлепилась от тапка и закатила глаза.

— Мам, во всём цивилизованном мире, женщины сначала карьеру делают, а потом, лет в тридцать-тридцать пять выходят замуж и детей рожают. А тебя послушать так их из роддома должны пинком под зад выгонять, прямиком на кладбище.

— Ты хочешь сказать, что мне внук только лет через десять светит?

— Если ты настаиваешь, я могу выйти замуж! За Антона! Мама побледнела.

— Разве я настаиваю, — испугалась она, — так ворчу по стариковски…

— А ты не ворчи, а покажи, так сказать, на личном примере, как замуж выходят, сама бы при деле была и от дочери отстала, — подмигнула мне бабуля и поставила на стол миску с горячими пирожками. На радостях, что мама свернула свою любимую тему, я принялась за пирожки. В последнее время в гости к маме с бабушкой я ездила каждый день, привозила продукты, чтобы мать не носила сумки после операции. И вкусненько поесть я не против, а у меня самой руки не тем местом для готовки приставлены. Я слопала четыре волшебных пирожка, шевеля ушами от восторга.

— Ну, раз у вас больше ничего не осталось… Поцеловав маму и бабушку, я отправилась на работу…

По дороге меня обуревали совсем невесёлые мысли о моем невезучем существовании. А что я хотела, обычная провинциальная девушка. Вру, наверное, не совсем обычная, очень языкатая… В смысле? В смысле: язык мой — враг мой, о чём с детства твердит мне моя мама. Начнём с проблем в школе, нет, не с одноклассниками — одноклассники во мне души не чаяли (не все конечно и не сразу, но обо всём по порядку), не поверите с учителями! Действительно, как можно не любить милую девочку, со светлой головой и острым язычком? Сам по себе острый язычок не проблема, а даже достоинство, но в моём случае язык опережал мысль, то есть сначала брякну, а потом, с тоской, думаю: ну и за чем? А почему бы не по молчать…

Да ещё шуточки дурацкие! Сколько я уроков сорвала, не счесть, такой послужной список, не у всякого хулигана есть. Вот учителя и злобствовали. Не все конечно, очень меня любили физрук и учительница литературы. Вера Николаевна очень любила обсуждать со мной прочитанные произведения. Моё изложение мысли приводило восторг и её и одноклассников и втягивало в работу над произведением. Уроки проходили весело в живой дискуссии, ни кто не зажимался, ведь не надо поднимать руку. В результате литературу любили все, и в нашем классе не было двоечника, который не прочитал заданную книгу к уроку. Но потом грянул гром, любимая всеми Вера Николаевна вышла замуж за военного и уехала в другой город. И пришёл новый педагог. Которая с удивлением обнаружила, что мы от любви сильно у первой литераторши распоясались, а уж я особенно, что было для нас, с новой литераторшей большим сюрпризом. Физрук, а я была капитаном женской волейбольной команды, периодически вытаскивал меня из неприятных ситуаций, в которые я не уставала попадать. Так что тяжко мне пришлось уже в юности, что и отточило мой поистине волевой характер. Но мозгов не добавило, к сожалению…