— Не наш ты сын, — сказала мама.
— Да-да, не наш, — сказал папа.
— Разве я валяюсь под грязными машинами с незнакомыми людьми? — спросила мама. — Нет, — ответила она сама. — Разве я брожу весь день неизвестно где, разве я приношу домой ржавое железо? Нет, — ответила она снова.
— Это не железо. Это мы гоночную машину собираем с Евсей Александровичем, — сказал я.
— А я? Разве я прерываю старших, когда они говорят? — сказал папа.
— Ты поедешь в пионерский лагерь, — сказали они вместе.
— Там тебя научат, — сказал папа. — Будешь вставать и ложиться по горну. Там ты будешь жить по режиму.
— И тебя уж не угостят ирисками после обеда, — сказала мама.
— Там ты исправишься быстро, — сказал папа. — А если не исправишься, — сказал он дальше, — если не исправишься, то мы не возьмем тебя в Крым!
Вот какие мои родители. Ни за что человека в лагерь. Отдыхал бы я во дворе. Помогал бы собирать гоночную машину Евсей Александровичу.
А через день я уезжал в пионерский лагерь. В тот день утром мама стала печь пирожки.
— Нельзя же в дорогу без пирожков, — сказала она.
— Мне ехать всего полтора часа, — сказал я.
— Напеки ему побольше и пусть все съест, раз он препирается, — сказал папа из ванны.
И мама пекла. И на кухне был дым, который не уходил в форточку. И я стал ненавидеть пирожки, хотя любил их еще вчера.
И мы чуть не опоздали, даже прыгали на ходу в трамвай.
А когда прибежали на вокзал, все сидели в вагонах, пели про четырнадцать минут до старта. Из окон торчали девчонки, прощались с родителями. У двери стояла старая женщина и говорила:
— Никонов Саша, где же он? Где Никонов Саша?
— Это мы, — сказала подбежав мама и поставила мой чемоданчик.
Я пошел в вагон. Там были все незнакомые ребята. Они пели, плотно сжавшись на скамейках, и сидеть было негде.
— Сашу! Позовите Сашу! — закричала вдруг мама на платформе. Она стояла у окна и махала сеткой с пирожками.
Толстая девочка передала сетку мне.
— Теплые, — сказала она.
Электричка тронулась. Родители побежали рядом с окнами.
— Мама, мама, поцелуй Бобика! — кричала девочка позади меня.
Я стоял посреди вагона, а все сидели. Я стоял один с чемоданчиком и с пирожками в сетке. И никто меня не замечал.
— Ну-ка вы там, трое, сядьте теснее, — закричала вдруг толстая девчонка, которая передавала мне пирожки, — видите, негде сидеть человеку.
— Мы что, мы — пожалуйста, — сказал кто-то в тюбетейке и потеснился.
— Тебя как зовут? — спросил он меня.
— Саша.
— А меня — Витька. А его — Наум, — сказал он про своего соседа.
— Давайте в одну палату, — сказал потом Наум.