Орхан Насибов
Самец
Шёл 1994г. Стоял теплый апрельский вечер. Они сидели на свежей траве тесно прижавшись друг к дружке. В эти минуты близости он терял голову от упоительного счастья, волнами подкатывавшегося к самому горлу. Не было, кажется, другого существа на всей Земле, более счастливого, чем он в эти сладостные минуты, в которые он готов был даже замурлыкать от восторга. Ведь жизнь подчиняется законам гармонии. И настоящее счастье, когда гармония присутствует во всем: в отношениях с окружающими, с любимой. Они сидели молча, не издавая ни звука, вслушиваясь в вечернюю аранжировку атмосферы. Донеслись приглушенные голоса. Мимо прошло двое увлеченных разговором прохожих. Где-то там затихал город. Перестук удаляющегося трамвая пытался напомнить о последней сутолоке дня, увозя с собой горести и радости пассажиров. Он вспомнил себя юнцом и невольно улыбнулся. Тогда ещё близкие ему люди называли его за глаза самцом и этот природный звериный инстинкт пробуждался в нем с каждым годом. Он охотился за ними воистину с азартом самца. А они, каждый раз, долго сопротивляясь и заигрывая с ним, в конце концов, становились его рабынями. Он подчинял себе все: их волю, разум, тело и, не удовлетворяясь достигнутым выжимал из очередной пассии все соки, все, что она могла дать. Каждая их встреча превращалась в настоящую оргию, вакханалию звуков, пластики и чувств.
Лена только успела взглянуть на часы и ужаснулась. "О боже, ещё столько надо сделать!" Скоро придет с работы муж, а она пока и не думала входить в роль хозяйки. "Ну, хватит! Пора!" Итак, все заново. Вымыть посуду, подогреть обед, подмести полы, заварить свежий чай, накормить кота, поставить тесто, дочинить свой костюм. Как ни противна была ей эта рутина домашних хлопот, от них никуда не денешься. Она - хозяйка этого дома. Хранительница и жрица семейного очага. Ей вдруг стало смешно при одной мысли об очаге. Его то как раз в доме и не хватало. Очаг заменяли тены, которые наспех накрутил её любимый муженек. Но тены, к слову, были сделаны на славу. Вот она их и хранила. "Ладно, пора за работу".
Он не мог оторвать от неё глаз. Сколько в ней грации! Сколько достоинства!! При одной мысли, что она принадлежит ему, у него захватывало дух. Подобно турецкому паше, владеющему сокровищами, он готов был схоронить эту красоту в зиндане. Подальше от посторонних глаз. Она его! Сколько раз он прикасался к её точеным плечам, отливавшим белизной под лунным серебром. А её бедра! Одного мимолетного взгляда на эти круглые формы было достаточно, чтобы обезуметь от похоти. Более ровных линий он не видел ни разу, разве что в далеком детстве, когда в своей тарелке обнаруживал сочную нежную сардельку, такую же очаровательную, как и эти формы. Но, конечно, сарделька с бедрами тягаться не могла никак. Воспоминания вновь заполнили его. "Они встретились совсем недавно. Он, только переехав в Краснодар, буквально пожирал глазами всех и вся. Всё было для него тут ново. Природа, город, люди и, конечно же, слабый пол. Слабый пол он не мог игнорировать с детства. Может быть, это было наследственно? И когда увидев её, медленно плывущую мимо их хибары, в которой они с семьёй столовались, каждый ген его предков закричал, завопил, заныл на свой лад - "Посмотри! Подойди! Не упусти! Ты просто тюфяк! Не стой так!" Каждая его клеточка оценила по достоинству совершенство и прелесть. Альтернативы быть не могло. Он капитулировал и пошел следом. "Она шла, и само солнце спустилось, чтоб поиграть в её рыжеватых волосах, отбрасывая вокруг огненные блики. Он не удивился бы, заметив, что не единственный бредёт за ней следом, словно ЗОМБИ. Походка так и звала. Казалось, его фея была воплощением соблазна. И он хотел этого. В нем уже проснулся инстинкт самца".
