С недавних пор Зоя Федоровна стала замечать, что к ней незаметно подкрадывается старость: она все чаще с нетерпением ожидала наступления вечера, чтобы остаться наедине с тишиной, своими мыслями и прошлым. Днем этого сделать не удавалось: часто звонил телефон, а у дверей квартиры вечно толпилась очередь желающих излить ей душу. Знакомый художник, которому она как-то пожаловалась на своих многочисленных посетителей с их бредовыми жалобами, написал небольшой плакатик с шутливым текстом, а домработница Нина повесила его на стенке в прихожей:
ОТ НЕИЗЛЕЧИМЫХ БОЛЕЗНЕЙ РЕЦЕПТОВ НЕ ДАЮ, МОЛОДОСТЬ НЕ ВОЗВРАЩАЮ И БЕССМЕРТИЯ НЕ ДАРЮ.
— Цену набивает, стерва, — не стесняясь присутствия домработницы, вполголоса заметил кто-то из посетителей, прочтя это предупреждение. — Лучше бы о расценках предупреждала: сколько и за что… А то идешь и не знаешь, хватит у тебя денег или нет.
О подобных высказываниях Зоя Федоровна догадывалась, но, помня заповедь тибетских отшельников: «Каждый человек достоин того, чтобы его выслушали», — относилась ко всем посетителям с одинаковым вниманием. И хотя больше пяти-семи человек в день она не принимала, к вечеру от нервного напряжения чувствовала себя безмерно уставшей и опустошенной. Наконец, дождавшись заветного часа, отпускала домработницу Нину, отключала до утра телефон и задергивала на окнах плотные шторы, предвкушая несколько часов блаженного одиночества и тишины.
Сегодняшний вечер не был исключением. Оставшись одна, Зоя Федоровна заперла дверь, бесцельно прошлась по всем комнатам, проверяя привычный порядок вещей, и, закончив обход в кабинете, облегченно вздохнула: дневная суета осталась позади, и наконец-то можно без помех отдаться своим мыслям. Она зажгла в высоком старинном подсвечнике свечу, выключила верхний свет и опустилась в глубокое кресло, стоявшее возле небольшого столика. Издали могло показаться, что в массивном кресле сидит задумавшаяся девочка-подросток с большими серыми глазами, которая, однажды удивившись необъятности мира, так и не смогла погасить в себе с годами этого удивления. Ее сухое смуглое лицо было почти не тронуто морщинами, а щуплая, худощавая фигурка, обтянутая короткой черной юбкой и голубой трикотажной блузкой с короткими рукавами, говорили о том, что хозяйка квартиры не привыкла к излишествам в еде. Возраст женщины выдавали только коротко стриженные, выбеленные временем волосы.
Зоя Федоровна обвела взглядом застекленные шкафы с плотными рядами книг и остановилась на небольшой картине, висевшей справа от нее. На скальной площадке, среди голубовато-лиловых громад гор, освещенный пламенем небольшого костра сидел на корточках старый отшельник. Тело старика было прикрыто шкурой какого-то животного, взгляд с надеждой и мольбой устремлен на дальнюю гряду гор, заснеженные вершины которой были облиты пурпуром — то ли светом восходящего после холодной ночи долгожданного солнца, то ли несказанным светом над страной вечной благодати. Шамбала… Мечта, к которой она шла всю жизнь, но так и не сумела дойти. То, что это не удалось не только ей, служило плохим утешением.
