— Я это не надену.
Его тон недвусмысленно категоричен. Не может быть тут никаких уступок — даже обсуждать нечего.
Из гостиной не доносится ни звука, но Хакс уверен: Роуз его услышала.
Он еще раз заглядывает в коробку. Где она только достает весь этот… инвентарь?
— Тебе лучше поторопиться, — голос Роуз ровный и сдержанный. — Или ее надену я.
Ну уж нет.
Хакс торопится снять с себя одежду, чтобы облачиться. Милли с тревогой наблюдает за ним, сидя в изножье кровати.
В спальне горит ночник, но в гостиной свет неуютно яркий. Роуз включила лампы дневного освещения, предназначенные для чтения и работы.
Он выходит прямо на середину комнаты. Роуз стоит на ковре на коленях со спутанными перед собой руками и, конечно же, в одежде.
— Это просто нелепо… — бормочет Хакс, порываясь вернуться в спальню.
— Вы так считаете, генерал Хакс? — фраза настигает его как пуля.
Ах, так вот к чему эта форма…
Он разворачивается к ней лицом.
Хм, ну а что, если?..
Его отец был комендантом, и Хакс любил в детстве играть в военных, но, правда, в совсем ином ключе.
Он вспоминает отцовскую выправку и вытягивается, пытаясь ей подражать. Затем закладывает руки за спину.
— Значит, вы отказываетесь сообщать нам координаты пристанища мятежников? — Хакс почти гордится своей импровизацией. Насколько это вообще сейчас возможно.
Ему легко дается презрительный, почти брезгливый тон и холодный взгляд — так он обычно общается с теми, кто ему неприятен. То есть с подавляющим большинством представителей рода человеческого.
— Ты — подстилка империалистическая! Мои товарищи отомстят за меня, — злое, дерзкое упрямство Роуз тоже выглядит очень натуральным.
Хакс затаивает дыхание. А игра-то хороша…
* * *
Рей открывает глаза.
Вокруг темно, черно и очень пусто.
Она никогда не привыкнет просыпаться посреди этого холодного и безжизненного, как могильная плита, помещения. Именно помещения. Ведь домом, жилищем, убежищем, да даже холостяцким логовом апартаменты Кайло назвать нельзя.
Непомерно огромная студия, где стен удостоены лишь туалет и ванная, а все остальное открыто всем взглядам. Вернее, ветрам, потому что кондиционер работает как бешеный, и она уже схватила под ним насморк.
Черные стены, черный пол, черная мебель, черная посуда, черное постельное белье, и Рей — единственное белое пятно в этих пятидесяти оттенках черного.
И кровать. Твердая как камень, неуютная полуторка. Не так ей рисовало воображение ночи в квартире пылкого любовника. Правда, им действительно хорошо здесь вдвоем, но вот все остальное…
Кайло крепко спит, притянув ее спиной к своей груди и почти что придавив закинутыми сверху рукой и ногой. Его дыхание горячит ей шею, его сердце стучит ровно и сильно где-то поблизости от ее лопаток. Они совершенно голые под плотным хлопковым одеялом, и эти объятья — единственная уютная вещь в его квартире. Хотя Рей и хочется иногда, вот как сейчас, с удовольствием вытянуться, раскинуть в стороны руки и ноги да так и заснуть.
