— В кабинете сейф, — прощебетала Жанна, устраиваясь на скамейке поудобнее. — Сама видела. За картиной спрятан, вот там все, про что я тебе рассказала, лежит. И жесткие диски, и бумажки, и пакеты с фотографиями. Знаешь, словно в сериале! Ну из тех, что по «России» идут.
— За картиной, значит, — повторил я. — А за какой? Или у него в кабинете она только одна и есть?
— Нет-нет-нет. — Жанна помотала головой. — Там их штук семь, все старые и в красивых рамах. А на этой кораблик плывет и вулкан огнем пыхает! Этого картинка, как его… Кипрского!
— Может, Кипренского? — уточнил я.
— Может, — не стала спорить Жанна. — Там к раме пластиночка золотистая была приклеена, а на ней фамилия художника. Просто живопись — это не мое, понимаешь? Я не чувствую ее месседж, не вызывает она у меня ярких эмоций.
В принципе, я мог бы сказать что-то вроде «стыд и срам, великих отечественных живописцев надо знать», но это было бы не очень честно. Спроси у меня названия хоть пяти картин этого самого Кипренского, и фиг я их назову. Я фамилию эту знаю только потому, что как-то по телику передачу от нечего делать про него смотрел. Впрочем, имя Кипренского я запомнил — Орест. Почти Эраст, как Фандорин.
И это неправильно. Свой уровень образования, разумеется, надо поднимать. Вон даже серьезные бизнесмены, и те культуры не чуждаются. В своих домашних кабинетах творения классиков живописи вешают, прячут за ними сейфы, в которые самое дорогое помещают — ключи и пароли от банковских счетов да жесткие диски с компроматом на соратников по бизнесу. Значит — доверяют творцам, признают то, что искусство — великая сила.
Надо «Третьяковку» посетить, что ли? А то как там во времена учебы в школе побывал один раз, так больше даже рядом не проходил.
— Месседж — он такой месседж, — согласился я с Жанной. — Если его нет, то дело труба. Слушай, не хочешь со мной в «Третьяковку» сходить? Побродим по залам, картины поглядим. Шишкин там, Репин, Врубель. Может, сейчас тебя искусство цепанет?
— Врубель? — оживилась Жанна. — Прикольная фамилия. А что он рисовал?
— Разное, — расплывчато ответил ей я. — Но ты не сомневайся, он реально продвинутый художник. Прикинь, даже его наброски очень недешево стоят. У нас один крендель в депозитарии такой держал, я слышал, как про это мой коллега Витод Дашке из залогового рассказывал. И еще о том, что этот самый набросок одновременно у нас в сейфе под замками лежит и еще в какой-то галерее висит. Там духовное, у нас — материальное. Вот такой вот дуализм.