Куинн
Когда я впервые увидел Изабель, то понял, что она особенная.
Я не говорил с ней, даже не знал ее имени, но, как в тех сопливый песнях и фильмах, где говорится об этой мгновенной связи… да, то же самое было с ней.
Нам было по десять, и ее задирал какой-то маленький придурок; вид ее плачущей мгновенно что-то сделал со мной. Мне сразу захотелось защитить ее и причинить боль любому, кто заставил ее плакать.
Я ворвался туда, заслонил ее собой и поставил мудаку синяк под глазом. После того дня мы стали неразлучны. После того дня никто не задирал ее, только если не хотели иметь дело со мной. И никто больше не трогал ее.
В таком юном возрасте, возможно, я и не знал, что чувствовал к ней, но без сомнения понимал, что она для меня. Я хотел ее навсегда в моей жизни.
С годами наши отношения стали сильнее, а дружба крепче. Она была моей лучшей подругой, единственной девушкой, с которой я мог поговорить о чем угодно. И она могла сделать то же самое со мной. Но эта дружба развилась внутри меня, и я уже хотел видеть себя не в роли защитника, а в роли парня, который не хотел, чтобы какой-то мудак даже взглянул на нее.
Я знал, что полюбил ее прежде, чем понял, что это гребаное слово значило.
Нам было по восемнадцать, и, хотя я всегда держал дистанцию, когда речь заходила о том, чтобы сказать ей правду о своих чувствах, я знал, что больше не мог сдерживать то дерьмо. Я любил Изабель так сильно, что это причиняло боль.
Она не знала, сколько значила для меня, пока я не собрал яйца в кулак, чтобы сказать ей. Но я боялся, боялся потерять лучшее в моей жизни. Страх, который мог разрушить все теми тремя словами, держал мой рот на замке, но я больше не мог это делать.
Она была самым важным для меня человеком. Изабель была моим миром, моей жизнью. Черт, лишь она заставляла меня дышать.
Она не знала, что была моей, и мне нужно сказать ей об этом, пока не стало слишком поздно.
Изабель
Мне хотелось плакать.
Это не были слезы радости, это были разрывающие душу слезы, которые поглотили меня и не отпускали, пока не выжали каждую последнюю унцию энергии из моего тела. Если я сдамся и позволю печали взять верх, то рухну на пол и не смогу подняться.
— Все сработает, Изабель.
Я взглянула на маму, прежде чем вышла за дверь и направилась в школу. Мои глаза жгло от невыплаканных слез, и горло так пересохло и сжалось, что я едва могла сглотнуть.
— Нет, все не будет в порядке.
Моя мама сочувственно взглянула на меня, и я возненавидела этот взгляд.
— Изабель, мы не хотели вешать это на тебя, но мы узнали об этом только что. Твоего папу повысят, и это означает, что мы должны переехать в твой выпускной год.