Острие самописца вывело на ленте пик — и голова Андрея откинулась вправо, на подушку. Пик — спад — пик — спад: голова моталась вправо-влево. Мутные капли пота дрожали на его лбу, глаза были закрыты сине-желтыми веками. Мне все здесь казалось сейчас нереальным: и эта голова, и светящиеся индикаторы модулятора, и змеи магнитных лент, вползающие и выползающие из одного окошка в другое, и я сам у постели умирающего Андрея.
Реальной была только усталость. Она накапливалась во мне, тяжелила ноги — от ступней к бедрам, руки — от пальцев к плечам, будто превращала меня в каменную статую. Пришлось сделать усилие, чтобы потянуть к себе микрофон.
— Шестая программа, — отдал я команду компьютеру, управляющему модулятором. Послышался щелчок, шевельнулся наборный диск…
Голова перестала мотаться. Между сухими губами показался кончик языка, облизнул их.
— Мать, а мать, — внятно сказал Андрей, — спой мне песню. — И закричал: — Спой, спой! Ты знаешь, какую!
Я манипулировал кольцом, включая цепочки нейристоров, пытался поскорей нащупать поправку к модуляции.
А он продолжал:
— Спой, мать…
Я снова потянул к себе микрофон:
— Тринадцатая!
Щелчок — и гудение модулятора изменилось, в нем появились высокие тона.
Глаза Андрея открылись. Сначала они были тусклыми, но совсем недолго. В них появился блеск, они остановились на часах, потом — на мне.
— Устал, старик? — спросил он.
— Есть немного, — ответил я.
Если бы это был любой другой в его положении, я бы удивился вопросу.
— А результаты близки к нулевым?
Пожалуй, надо что-то сказать. Вот только бы найти нужные слова… А он не ждет:
— Введи в медицине обозначение — бесперспективный больной. На карточке гриф — «БП». Чтобы врачи знали, кого бояться…
Сейчас он начнет развивать эту мысль. Он был четырнадцать лет моим командиром. Когда вездеход разбило о рифы и мы оказались в ледяной воде, он высказал предположение, что именно здесь начинается теплое течение, и развивал свою мысль почти три часа, пока нас не обнаружили с вертолета.
— Не мучайся напрасно, старик. Еще встречаются больные, которые не соглашаются выздоравливать. Тебе необходимо отдохнуть и хорошенько поразмыслить над всем этим…
— Не болтай, вредно, — сказал я как можно тверже.
Я никогда не посмел бы так разговаривать с ним. Но сейчас когда он пытался храбриться, то становился еще беспомощнее, а это было невыносимо.
— Ну, ну, не злись. Постараюсь исправиться. Сколько программ ты перепробовал?
— Семнадцать.
Семнадцать характеристик электромагнитного поля, в котором, будто в ловушке, я пытался удержать жизнь в его угасающем теле с перебитым позвоночником. Это было последнее, что я мог применить: химия и механика оказались бессильными.
