МАТЕРИАЛ ДЛЯ НАПИСАНИЯ этой истории я получил совершенно невероятным и замечательным способом. Однажды, обычным осенним утром 1930 года, я обнаружил любопытную вещицу на столе в моей библиотеке — полированную шкатулку из неизвестного черного вещества, около фута длиной, восемь дюймов в ширину и четыре дюйма толщиной. Она выглядела чудесно. Ее стороны мягко и тускло блестели, покрытые неизвестным мне лаком. Крышку украшал затейливый узор — переплетение листьев и цветов, — выложенный из мелких сапфиров, изумрудов и рубинов. Ее крышка, сделанная из того же материала, как и сама шкатулка, была блестящей и гибкой. Механизм замка был остроумен, но при этом при моем прикосновении шкатулка открылась сама, словно ждала меня. Крышка, кстати, была усыпана сапфирами, сиявшими словно звезды.
Внутри этой изящной вещицы я нашел несколько сотен листов тонкого, прочного, гибкого материала. Его поверхность напоминала полированную слоновую кость. Этот материал был легким и гибким, как бумага, но прочным, как хромированная сталь. Каждый лист покрывали строчки рукописи, написанные темно-зелеными чернилами.
Почерк автора я узнал сразу — писал мой старый университетский друг, Ричард Смит.
Дик Смит был моим другом в колледже, хотя и не самым близким. Он был спортсменом и героем; я — книжный червь. Он был кумиром первокурсников, в то время как меня никто не замечал. Наше знакомство был случайным, просто пересеклись в физической лаборатории номер 203, где оба проходили практику. Оказывается, он читал мой первый опубликованный рассказ, «Металлический человек»; и, как и все мои друзья, пришел в восторг, увидев во мне великого фантаста. Дик не был человеком поверхностным и примитивным. Несмотря на тот факт, что девяносто процентов своего свободного времени он посвящал занятию спортом и тусовкам, а оставшихся десяти процентов хватало, чтобы быть отличником.
Прошло несколько лет, с тех пор как я слышал о нем что-то в последний раз. По слухам, Дик отправился в Китай на попутном танкере в поисках приключений. Судя по этой истории, он преуспел. Что касается материала, на котором были написаны его записки, и чернил, они оказались неизвестны современной науке. Они чудовищно жаропрочны, неуязвимы для кислот и щелочей, вообще неразрушимы любым известным мне способом.