Заметки травницы

За дверью раздались крики. Женский голос пытался перекричать мужской, а следом послышался удар чего-то тяжелого, будто отец вновь опрокинул наземь стул, а может на сей раз даже стол. Он поежился, стараясь получше забиться в угол между диваном и комодом, где и скрывался все это время. Бас отца подобно грому прокатился вдоль каменных стен замка, пока не был прерван низким, вибрирующим криком матери.

Ночь выдалась ясной, а потому луна горделиво сверкала в небесах, проникая в комнату сквозь узкое окошко. Ее свет рассеивался меж тысяч пылинок, что кружили вдоль комнаты. На краткое мгновение мальчик засмотрелся их прихотливым вальсом, отвлекшись от шума по ту сторону двери, но вскоре вдоль замка пронесся новый грохот, знаменующий падение очередной мебели от рук его отца. Мать что-то гневно воскликнула в ответ.

Нет, он вовсе не беспокоился о ней: мальчик знал, что отец не сможет причинить вред матери, а она — отцу. Вовсе не потому, что они ценили друг друга — попросту оба были превосходными бойцами. В каком-то смысле, они были неуязвимы друг перед другом: заклинания матери ни за что не могли пробиться через толстую шкуру отца, ну а его удары и пламя ни за что бы не пробили ее защиту.

Год назад, когда ему было лет пять, мальчику довелось видеть, как родители сцепились в хватке: то было поистине страшное зрелище. Тогда он подумал, что они поубивают друг друга, и был отчасти недалек от истины. Перед его глазами вновь замелькали хвосты, когти, пламя и клыки, заставив тело вздрогнуть от былой угрозы. За стеной раздался новый грохот.

Дверь отворилась столь внезапно, что мальчик подскочил на месте. Резким, уверенным шагом в темную гостиную прошла его мать. Неволей он залюбовался игрой лунного света, придавшего ее густым светлым волосам вид волнующегося моря у скал, на которых покоился замок. Глаза Норнес метали искры, карие при дневном свете, в этот миг они показались мальчику черней самой ночи. На ней все еще красовалась одежда с дороги: излюбленный кожаный жилет, поверх которого был надет велюровый балахон, закрепленный брошью в виде ласточки. Грудь матери тяжело вздымалась, будто бы она пробежала несколько лессов или вернулась после тяжелой схватки.

На миг ему показалось, что в порыве гнева она выстрелит одним из своих заклинаний, уничтожив очередной комод, шкаф или стул, а может даже угодит в него самого — ненароком. Эта мысль заставила его беспокойно завозиться на месте. Взгляд Норнес мгновенно переметнулся к углу, в котором он сидел. Узнав наконец очертания своего ребенка, лицо ее разгладилось, а взгляд просиял.