БУРЖУАЗНЫХ РЕВОЛЮЦИЙ НЕ БЫВАЕТ! (предисловие)
Именно таким нетривиальным утверждением можно подвести краткий итог исследованию Ричарда Лахмана. Вдумайтесь, насколько подрывное это отрицание. Сколько всего почтенного летит вверх тормашками, начиная с марксистской формационной теории и вплоть до недавней либеральной транзитологии.
А что тогда, позвольте, творилось в испанских Нидерландах времен Тиля Уленшпигеля, кто и зачем от имени парламента отрубили голову английскому королю и установили республику при лорде-протекторе (слово президент еще не устоялось) Оливере Кромвеле в 1640-1650 гг., как прикажете понимать французскую Фронду тех же лет, либо полтора столетия спустя жирондистов и якобинцев, да и, ближе к нам, столь же внезапный полуразвал Российской империи в 1905 г., к которому эсеры и большевики, честно говоря, приписали себя только впоследствии? Как объяснить тогда возникновение и бурное распространение идей Коперника и Галилея, Ньютона и Гоббса, Вольтера и Руссо, Адама Смита и Гегеля? Откуда вообще тогда берется европейский рационализм, либеральный парламентаризм, технологично-рыночная цивилизация Нового времени?
Что сказать о неуловимой и для многих вожделенной модернизации? Как быть с нашими современными надеждами и страхами перед призраком «цветных» (но не буржуазных?) революций? Разве сибирский узник Ходорковский — не капиталист? На это Лахман бы тут же возразил: «Да, конечно, но не менее капиталист и сам Путин. Он лишь институционально иначе устроен, возглавляет другой тип властной организации, населенной в верхних эшелонах собственными элитами. В пересечении интересов по-разному устроенных элит, по-разному преследующих свои капиталистические стратегии, и следует искать причину этого достаточно узнаваемого конфликта».
Ричард Лахман отнюдь не относится к волне до недавних пор модных текстуальных нигилистов. Он с самого начала признает: да, несомненно «что-то случилось» в Западной Европе между XV и XVIII вв.
Лахман и сам достаточно скептично настроен по отношению к поколению скептиков и ниспровергателей среди историков Нового времени, которые в последние годы XX в. положили столько вполне добросовестных усилий, развенчивая фактами и подвергая дискурсивной деконструкции основополагающие сюжеты либеральной и марксистской идеологий о якобы переломном значении политической и индустриальной революций эпохи раннего капитализма. Да, конечно, при внимательном и придирчивом рассмотрении судьбоносные события как-то расползаются на мириады социальных микропроцессов, которые слишком нечетки, противоречивы, непоследовательны и нередко просто слишком маргинальны в общей картине своего времени. Конечно, в Англии в 1780-1820 гг. возникает фабричный пролетариат. Но сколько его от основного населения? Процентов 3-5, притом скученные в Манчестере. Да, конечно, подавали петиции и иногда бастовали — но не замордованные пролетарии, а почти исключительно более зажиточные и высококвалифицированные ремесленники, которым как раз было, что терять. Или почитайте густо бытописательские сентиментальные романы Джейн Остин, которыми зачитывались образованные элиты именно в те годы. Есть там хоть намек на осознание эпохальной роли буржуазии и механической прялки? Куда там! В этих романах не найти даже отголосков революции во Франции. Осознание смены эпох приходит лишь задним числом, среди романистов уже вполне промышленного XIX в.: Диккенса, Бальзака, Троллопа.
