* * *
“Вы пишете.” - она не предложила ему войти.
“Да, немного,” - сказал он, и засмеялся, чтобы скрыть его собственное внезапное смущение, вызванное этой метафорой.
“Вы покажете мне какие-нибудь черновики после того, как все уладите?” - спросила она. Ее глаза казались задумчивыми и светящимися бесконечностью. Они не были тронуты возрастом, который управлял бунтом в остальных частях её тела.
* * *
подождите, когда это будет написано
* * *
образ: “возраст управлял бунтом в ее огромном мясистом теле: она походила на дикую свинью, выпущенную в большом и приличном доме, чтобы гадить на ковре, рвать уэльские костюмы и крушить хрустальные кубки и бокалы, разливать вино на диван с безумной весенней расцветкой, и бежать с варварским криком среди осколков разбитого вдребезги большого зеркала, когда-то стоявшего на полу в зале, по лужам разлетающейся мочи”
такова её история, я чувствую её
* * *
тело, заставляя его оседать и вздыматься.
“Как Вам угодно,” - сказал он.- “Я даже не видел дом от Береговой Дороги, миссис Литон. Могли бы Вы сказать мне где - …”
“Вы пришли оттуда?”
“Да. Я оставил свой автомобиль там. ” - Он указал в сторону дюн, по направлению к дороге.
Странная улыбка коснулась ее губ.
“Вот поэтому. Вы видите только блики от дороги: если Вы не идете пешком, Вы пропускаете его.” Она указала на запад под небольшим углом далеко от дюн и дома. “Там. Прямо за тем небольшим холмом.”
“Хорошо,” - сказал он, продолжая стоять и улыбаться. Он действительно понятия не имел, как закончить разговор.
“Не хотите войти, чтобы выпить чашечку кофе? Или Кока-колы?”
“Да, ” - сказал он немедленно.
Она, казалось, немного удивилась его мгновенному согласию. Ведь он был другом ее мужа, но не ее. Лицо, подобное луне, удивленное, нерешительное возвышалось над Джералдом. И тогда она провела его в старый дом.
Она предложила чай. Но он предпочел кока-колу, миллионы глаз, казалось, наблюдали за ними. Он чувствовал себя словно вор, ворующий, ради написания повести, образ, который он мог создать из нее, даруя в ответ только собственную юную привлекательность и моральное удовлетворение.
* * *
Меня зовут Стивен Кинг, и Вы простите, пожалуйста, мое вторжение в ваши мысли - я надеюсь, Вы мне простите. Я утверждаю, что рисунки на экране предположения между читателем и автором возможны, потому что я - автор; и так как это - моя история, я могу выделывать любые чертовы штучки, в чем я и преуспеваю - но это может отпугнуть читателя, что не допустимо. Правило одно для всех писателей заключается в том, что рассказчик не стоит олова жестянщика, и несравним даже с запахом пердежа слушателя. Оставим это, если сможем. Я вторгаюсь по той же самой причине, по которой Папа Римский причащается: мы оба должны делать это.