В ночном тумане послышались крики, и я резко затормозил на перекрестке. Не сказать, чтобы крики казались чем-то странным в городе, но именно в этой части Нью-Йорка они были совершенно неожиданными, потому что это был участок, расчищавшийся для постройки нового небоскреба. Сейчас здесь почти ничего не осталось, кроме нескольких совсем разрушенных зданий и груд кирпича. Весь скарб бывших обитателей был вывезен давным-давно, оставался только никому не нужный хлам. Что-то еще было в этих криках, казавшихся совершенно неуместными здесь. Это была настоящая истерика, которую мог вызвать только дикий страх, и, кроме этого, это были крики ребенка.
Я выхватил фонарик из отделения для перчаток, выскочил из автомобиля на тропинку, извивающуюся между развалинами, и помчался в том направлении, откуда слышался крик, стараясь держаться в тени и не зная, чего ожидать. Там могло случиться все, что угодно. Ребенок, игравший в этих сгнивших, заброшенных развалинах, вполне мог попасть в беду, если он всего лишь неосторожно задел какую-нибудь доску или толкнул полуосевшую стенку. Никакого освещения в квартале не было, если не считать нескольких уличных фонарей. И даже городской транспорт объезжал этот участок, загроможденный развалинами.
Но это не был несчастный случай. Просто среди развалин сидел мальчишка лет восьми в засаленных джинсах и свитере. Стиснутые руки были крепко прижаты к лицу, а все его тело сотрясалось от рыданий. Я подбежал к нему и тряхнул за плечо, но он не обратил на меня никакого внимания. Мне приходилось и раньше видеть такое. У ребенка была истерика, он был в состоянии шока. Тело его окаменело от страха, глаза закатились ко лбу, только белки сверкали, как два маленьких шарика. И тут я увидел, почему он рыдал.
Тело бросили прямо за грудой цемента под покосившейся стенкой, привалив его разбитой бетонной плитой, чтобы скрыть от случайного взгляда. Но в том, что на него наткнулся ребенок, которому нравилось играть в развалинах, не было ничего удивительного. Это было изуродованное тело рыжеволосой женщины. Она, вероятно, была красива когда-то, но смерть стерла следы красоты. Я сгреб ребенка в охапку и понес к автомобилю. Пока я шел, дыхание у него перехватило и крик сменился долгими жестокими рыданиями. Он крепко вцепился в меня ручонками, и постепенно сознание того, что он в безопасности, появлялось у него в глазах. Бесполезно было пытаться расспрашивать его. Вряд ли он мог бы вразумительно ответить на вопросы в теперешнем состоянии. Я тронул автомобиль и поехал к небольшому домику, в котором жил сторож строительной компании. Из домика доносились звуки радио, и я распахнул дверь.
