Замок на двоих. Пряха короля эльфов

С начала весны зеркала стали вести себя странно. Даже проходя мимо магазинной витрины, я порой ловила краем глаза странную рябь, в которой вспыхивали бледно-синие огоньки. И оттуда доносился мужской голос, едва слышный, но отчетливый. Самый прекрасный в мире. Он шептал мое имя, словно бархатом касаясь ушей:

— Элла… Элла…

А уж когда я оставалась с зеркалом наедине… С любым зеркалом! В ванной, в коридоре, над туалетным столиком, с крошечным кругляшком на декоративной подставке, что стояло на моем столе…

Тогда обладателя бархатного голоса можно было увидеть. И от его совершенства болели глаза. А шепот с наступлением сумерек становился все громче и громче.

— Элла, я жду тебя…

Вздрогнув, я воткнула иглу в недошитую перчатку и обхватила себя за предплечья. Скользнула пальцами по рукавам и, щелкнув по рунической вышивке на манжетах, досадливо поморщилась. Обережные руны против волшебного народа не действовали. То ли вышила я их неправильно, то ли тот, кто манит меня в холмы, оказался сильнее.

Впрочем, чему удивляться?

Мой король зовет меня.

Его волосы темнее самой непроглядной ночи, его глаза — как воды моря под ярким солнцем, его черты благородны и совершенны.

Я вижу его образ везде. Он смотрит на меня вместо моего отражения, он подмигивает сапфировым глазом из искаженного блеска заварочного чайника, он улыбается в бликах воды в кувшине… И трудно, так трудно оторвать взгляд от его узкого лица, от плавно изогнутых бровей, от губ, словно вышедших из-под резца гениального скульптора.

Мой король прекрасен так, что от восторга заходится сердце. И он любит меня! Он ждет меня!

А еще он — фейри. Безумно прекрасный и безумно опасный представитель дивного народа.

Чтоб они там все передохли в полых холмах!

Сложилось так, что я никогда не считала сказки о дивном народе совсем уж выдумкой. Если ты живешь в ирландской глубинке, не верить в существование фейри сложно, а уж мне и подавно. Бабушка рассказывала, что в возрасте трех лет я заигралась в саду, наверное, вышла через заднюю калитку и… пропала. А вернулась через сутки, когда паника родных уже перешла все пределы. Просто появилась на крыльце, в незнакомом, невероятно красивом платьице, с цветами и ягодами в волосах и с подвеской на шее в виде четырехлистника. И отобрать у меня подвеску не смогли — я начинала истерично рыдать, когда до нее даже просто дотрагивались.

Сама я помню только много музыки и звонкого многоголосого смеха, а потом — кого-то большого, склонившегося ко мне, закрывшего солнце. Ни лица, ни слов в памяти не сохранилось, но его волосы, такие же светлые, как мои, светились вокруг головы словно волшебный шлем. Кстати, я так и осталась блондинкой, хотя все мои родственники темноволосые.