Обжигающий ветер подхватывал мелкие песчинки с земли и хлестал ими по не заживающим ранам.
Шерсть на шкуре, потемневшей от крови, слиплась и изменила цвет. Но волк мчался вперед, ведомый лишь Зовом. Ноздри хищника распознали Ее аромат. Кровь бурлила и кипела, прогоняя яд, которым был отравлен дикий зверь.
Преследователи отступились от погони, благоразумно посчитав, что их смертельно раненая жертва не выживет, не сможет пересечь Пески смерти в одиночку. Но палачи так и не поняли, что волк услышал Зов своей пары. И именно этот голос вел зверя сквозь пустыню, сквозь боль и усталость, сквозь время и расстояние.
* * *
Я ненавидел города. С превеликим удовольствием я бы поселился вдали от цивилизации, шума и суеты.
Но не мог.
Зверь не отпускал, повелевал, требовал находиться именно здесь, в самом центре шумного людского муравейника.
И я ненавидел его. Своего зверя. Ненавидел власть, которую хищник имел надо мной. Ненавидел быть узником в теле волка. Ненавидел подчиняться инстинктам, а не разуму.
Ненавидел Зов, сводящий меня с ума каждую ночь. Он заставлял запираться в стальной клетке, чтобы хищник не вырвался на свободу, и терпеть адскую боль, когда все тело рвется на куски, и кажется, что кости крошатся в пыль.
Слишком рано меняться. Не время. Не сейчас.
И почти каждую ночь я уступал место зверю. Все, что мог – это перекинуться лишь частично, из последних сил сдерживая дикое безумие хищника. А когда с рассветом звериный дух ослабевал, человеческая сущность брала верх в этой извечной борьбе за первенство. Зверь уходил, но оставлял адскую боль во всем теле. Переломы, раздробленные суставы и разодранную в клочья плоть.
Переломы быстро срастались, но я ненавидел эти моменты. Терпеливо ждал, когда тело регенерирует. Ненавидел каждое гребаное утро. Слушал голос, звучавший в моей голове. И страшился того момента, когда Зов окончательно сломит сопротивление, и дикий волк вырвется на свободу.
* * *
– Сразу же после школы иди домой, Миш! – назидательно говорила я в телефон, оглядываясь по сторонам.
Дикий, просто ужасный перекресток нужно было перебегать быстро, иначе какой-нибудь лихач непременно собьет. В нашем квартале подобное происшествие считалось почти рядовым случаем.
– Так точно, мамочка! – кривлялся мальчишка в трубку, и даже не видя его смазливой физиономии, знала – издевается, мелкий негодник.
– И уроки делай! А не зомби своих мочи! – командовала я, благополучно влетая в приветливо распахнутые двери общественного транспорта.
Минутная стрелка беспощадно мчалась вперед, подсказывая мне, что к открытию магазинчика я уже опоздала. Придется срезать путь задворками.
