Глава 1
Неправильный отпуск
Этот город застрял во вранье,
как «Челюскин» во льдах,
Погрузившийся в ад,
и частично восставший из ада…
А. Макаревич
Сову разбудили.
Одиннадцать месяцев в году человека будят писк будильника и собственный страх опоздать на работу. Одиннадцать месяцев люди добровольно принимают эти утренние страдания ради будущего удовольствия дожить наконец до отпуска и уж там-то просыпаться медленно и со вкусом. Долго потягиваться в постели, сладко зевать в потолок, предвкушая завтрак, но не торопясь к нему. Лениво планировать дневные развлечения, тешить себя заслуженным бездельем.
Быть разбуженным уже и само по себе неприятно. А во время отпуска насильственное прерывание сна приравнивается к преступлению средней степени тяжести, так как посягает на устоявшиеся представления рядового обывателя о хорошем отдыхе.
Ментальный сигнал вызова, разбудивший Сову, был столь энергичным, что по полушариям мозга немедленно распространилась неприятная зудящая вибрация. Сова хотела было поморщиться, но мышцы лица, уютно впечатанного носом в подушку, онемели и не повиновались. В надежде, что ее оставят в покое, она попыталась притвориться крепко спящей. Но вызов лишь стал настойчивее. Кто бы это с утра? Организм, выдернутый из сна раньше положенного срока, мстительно отреагировал на вибрацию легким приступом тошноты. «Поделом, – укоризненно попеняла себе Сова, делая глубокие вдохи и энергичные выдохи, чтобы хоть как-то справиться с мутью в желудке. – Поделом же тебе за вчерашнее!»
Сигнал вызова продолжал терзать мозг. Кто-то упрямо требовал ментального контакта, и уже не было надежды, что у такого будильника когда-нибудь закончатся батарейки. Сова застонала и засунула голову под подушку, но он, назойливый и требовательный, зудел в затылочной части черепа, начисто лишая возможности снова заснуть.
«Господи, это никогда не кончится! Сейчас я встану. Возможно».
Сова пошевелила ногами, но они никак не хотели поднимать ее с кровати без помощи головы. А голове было плохо…
Ну кому она нужна в такую рань? Командор? Сова вспомнила, в каком состоянии накануне отправился спать Командор, и отмела эту мысль как невозможную. Лорис? Нет, Лорис, конечно, не одобрял их ночное похождение, но был не настолько жесток, чтобы ни свет ни заря выяснять, насколько плачевен результат.
А между тем результат был, и, как всякий результат научного эксперимента, он был неоднозначен. Конечно, проведенному вчера на базе пяти баров Киферона исследованию недоставало беспристрастности. Настолько недоставало, что категоричный Лорис, будучи идеалистом в научных вопросах, обозвал его «хулиганством, замаскированным под академичность» и отказался в нем участвовать. Ведь причина вдруг проснувшейся в друзьях страсти к познанию носила не только прикладной, но и, можно сказать, приземленный характер. Критически осмотрев плоды эксперимента, слово «приземленный» Лорис употребил вовсе не в переносном смысле.