Вадим Деркач
Меч митры, пепел и тим
Моим друзьям - не иссякающим
источникам радостей и огорчений,
дарующим и отнимающим.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
СВЕТ ТЬМЫ
" Кто я есмь? Кому принадлежу?
Откуда я пришел и куда я вернусь?
Каков мой земной долг и какова мне
небесная награда? Пришел ли я из
духовного мира или был в мире земном?
Принадлежу ли я Ормазду или Ахриману,
богам или дэвам? Праведным или грешным?
Человек я или дэв?..."
"Избранные наставления первых учителей"
Мне всегда нравилось холодное оружие. Я считал, что именно оно делает мужчину мужественным. И действительно, ощущая в руке тяжесть шпаги, рапиры или даже обычного ножа, чувствуешь, как по каким-то до того неведомым каналам вливается в твои жилы энергия, дающая силу и уверенность. Удивительное ощущение. Я впервые испытал его в детстве. Как-то случайно мне пришлось взять в руки рапиру. Взмахнув безопасным клинком перед собой, я ощутил себя другим человеком и мне показалось тогда, что к белому цвету рубахи не достает красного, горячего, мерзко пахнущего цвета крови, струящейся из узких ран. Но это было давно. Сейчас я ненавидел его. Меч. Меч в руках женщины. Он снился мне и никак не желал оставить меня. Быть может, ему тоже казалось, что на моей белой простыне не хватает красного. Он связал трусливым параличом мое тело, заставил отбивать предательскую чечетку мое сердце... Я устал просыпаться от собственного крика. Это мой дом, моя постель и никто, никто мне не угрожает. Никто? А может быть, Некто? Некто, пробравшийся в мой дом, стоящий у моей постели... Да, да, хотя бы вон там, за тем шкафом, Некто замер и ждет моего сна. Наступит мгновение, когда мои веки будут не в силах совладать с собственной тяжестью и тогда Некто выйдет из своего укрытия и, прежде чем отсечь страшным мечом мою голову, он сомкнет руки на моей шее и будет долго-долго наслаждаться хрипами, предсмертными судорогами и, возможно, даже слизнет пену с искривленного, посиневшего рта. Отвратительно. Бред. Я устал. Никто мне не угрожает, никто...
Я взревел, как раненый зверь, судорожным движением включил лампу, поднялся и на слабых, дрожащих, как после бурлацкого труда, ногах побрел на кухню. Припав к горлышку графина, я сделал глоток... Но... Там... За окном... Щупальца волос тянутся ко мне. Меч в мгновенье... Белье на ветру. Откашлявшись и отдышавшись, я сел за стол. Хотелось накуриться всякой дряни, кольнуться, чтобы забыться самым черным сном...
Я включил радио и решительно поставил табурет посреди кухни. До рассвета оставалось не так много, но время, гадкое время, медленно переставляло свои избитые ноги. По радио, как назло, передавали медленную, плавную музыку, прерываемую изредка голосом сонного диктора. Я разозлился и оборвал "экзекутора" на полуслове так, что из динамика хрюкнуло что-то очень неприличное. Слово повисло над кухонным столом, быстро погружаясь в плотную неподвижность воздуха. Но тишина была недолгой. Она незаметно растаяла, растеклась завыванием ветра за окном и тиканьем часов. "Тик-так, Так-так, За-так, тик-сни, за-сни, за-сни..."
