Сердце Волка

На том берегу ручья совершенно неожиданно появился зубр.

Только что там спокойно шелестела ивовая листва, пронизанная солнечным светом, — и вдруг перед Тораком возникла она. В холке зубриха была выше самого высокого мужчины, а огромными изогнутыми рогами запросто могла завалить медведя.

«Если она вздумает напасть, — думал Торак, — беды не миновать».

К несчастью, ветер дул в ее сторону, и он, затаив дыхание, смотрел, как зубриха ворочает тупой черной мордой, пытаясь по запаху определить, где затаился враг. Грозно всхрапнув, она стала рыть землю мощным передним копытом.

И тут Торак заметил, что из зарослей выглядывает зубренок. Зубры обычно довольно добродушны — но только не тогда, когда у них есть детеныши.

Торак неслышно отступил в тень. Если он ничем не привлечет к себе внимания зубрихи, она, возможно, нападать и не станет.

Но зубриха, явно чуя его присутствие, опять всхрапнула и поддела листья папоротников могучими рогами. Впрочем, вскоре она, видимо, решила, что охотиться на нее никто не собирается, и с явным облегчением плюхнулась в болотце на берегу.

И Торак наконец решился перевести дыхание.

Зубренок, неуверенно ступая, направился к матери, поскользнулся, жалобно замычал и упал. Зубриха подняла голову и, подталкивая детеныша носом, помогла ему встать, а потом снова с наслаждением улеглась в грязь.

Скорчившись за кустом можжевельника, Торак судорожно пытался сообразить, как быть. Фин-Кединн, вождь племени Ворона, велел ему принести охапку ивовой коры, отмокавшей в ручье. Возвращаться на стоянку с пустыми руками Тораку не хотелось. Но еще меньше ему хотелось угодить зубру на рога.

И он решил немного подождать.

День выдался жаркий; уже наступил самый светлый месяц в году, и лес был допьяна напоен солнцем. В ветвях деревьев звучали, отдаваясь звонким эхом, птичьи трели, теплый юго-восточный ветер приносил аромат цветущей липы. Вскоре Торак перестал слышать только стук собственного сердца и увидел, как в кустах орешника в поисках пищи преспокойно шныряет стайка зеленушек. Потом заметил гадюку, мирно гревшуюся на камне, и попытался сосредоточиться на этих привычных вещах, но, как это часто случалось с ним, непослушные мысли тут же переключились на Волка.

Волк теперь, наверное, совсем уже взрослый, а каким смешным детенышем он был, когда они впервые встретились; как он все время спотыкался, припадал на передние лапы, прося поиграть, как выпрашивал чернику…

«Не смей думать о Волке! — рассердился на себя Торак. — Его больше нет. Он никогда не вернется, никогда! Думай об этой вот зубрихе, или о гадюке, или…»