Единственный луч света во мраке озарял лицо Морвенны, прекрасное, обрамленное волосами, почти такими же темными, как мой плащ. Кровь с ее шеи каплями падала на камень. Губы шевелились, но беззвучно. Зато в пространстве между ними я видел (словно был Предвечным Богом, приникшим глазом к некой прорехе в Вечности, дабы лицезреть Мир Времени) ферму, Стахиса, ее мужа, бьющегося в агонии на постели, и маленького Чада, который пытался охладить водой из пруда свое пылающее от лихорадки лицо.
На улице визжала, как ведьма, Евсебия, обвинительница Морвенны. Я попытался дотянуться до решетки, чтобы велеть ей умолкнуть, но тут же мрак темницы поглотил меня. Когда наконец я увидел свет, он тянулся зеленой дорогой от Врат Скорби. Кровь струилась по щеке Доркас, и, несмотря на оглушительные вопли и визг множества людей, я слышал звук капель, падающих на землю. Столь велико было могущество Стены, что она разделяла мир надвое так же нерушимо, как простой линией между переплетами отделены друг от друга рядом стоящие книги. Теперь перед нами возвышался лес, существовавший, наверное, с самого рождения Урса. Его деревья быeи подобны скалам, закутанным в зеленое покрывало. Между ними пролегала дорога, вытоптанная в молодой траве, а по ней стремился людской поток. В воздухе стоял запах дыма от горящей одноколки.
Навстречу людям продвигались пятеро всадников на боевых конях, чьи исполинские копыта были инкрустированы лазуритом. Головы всадников венчали небесно-голубые шлемы, с плеч ниспадали накидки того же цвета, а наконечники длинных копий источали синее сияние.
Сходство воинов было еще разительней, чем у братьев. Встречаясь с ними, толпа расступалась, как разбивается волна прибоя о скалу. Доркас вырвали из моих объятий, и я обнажил «Терминус Эст», чтобы проложить к ней дорогу, и вдруг увидел, что заношу меч над головой мастера Мальрубиуса, который неподвижно стоял среди бегущих людей. Рядом с ним сидел мой пес Трискель. Тогда я понял, что сплю, и одновременно понял, что видения, в которых он мне являлся ранее, не были снами.
Я отбросил одеяла. До моего слуха доносился перезвон с Колокольной Башни. Пора вставать, пора бежать на кухню, застегивая на ходу одежду, крутить вертел под присмотром Брата Кока и стянуть колбаску – сочную, аппетитную, еще почти пылающую – из кухонного очага. Время умываться, время прислуживать подмастерьям, время повторять задание к уроку мастера Палаэмона.
Я проснулся в спальне учеников, но все было не на своих местах: плоская стена вместо ниши, квадратное окно вместо перегородки. Ряды узких, жестких коек исчезли, а потолок казался слишком низким.
