Каждое утро начинается одинаково — я готовлю старику завтрак. Яйцо всмятку, какао, хлеб с маслом — врач советует есть овсянку и йогурты, но кто слушает врачей? Вокруг просыпается город, я на секунду отвлекаюсь, подхожу к окну, жду, пока зрение сфокусируется на идущих по тротуару прохожих. Спешат на работу люди, идут по делам слуги. Когда-то и я спешил на работу… но все это в прошлом.
Я — слуга.
Ставлю завтрак на поднос, иду в спальню. Поднос на столик у кровати, ложкой постукиваю яйцо, разбиваю скорлупу. В некоторых странах принято срезать верхушку яйца ножом. В России почему-то яйца просто бьют. Постукивание ложечки — как сигнал будильника «пора вставать». Смотрю на старика в ночном колпаке, на его подрагивающие веки.
Старик открывает глаза. Я замираю.
Старик смотрит на меня, садится, бормочет: «Что б я без тебя делал». Ест. Иногда мне приходится относить немощное тело в ванную, но сегодня он чувствует себя неплохо.
Когда старик садится в кресло у окна и закрывает глаза, я убираю поднос с остатками завтрака. Посуду — в посудомойку, где уже неделю копится посуда. Вечером надо будет ее включить.
Возвращаюсь в комнату, прикрываю старику ноги пледом. Такса Туфик, такая же старая и ленивая, лежит у его ног и смотрит на меня краем глаза. Мне хочется погладить Туфика, по это бесполезно — я для него значу не больше, чем стул или холодильник. Даже меньше — в холодильнике прячутся всякие вкусности…
Беру поводок, пристегиваю к ошейнику. Туфик косится на старика, но встает. Он знает, что на прогулку его поведу я.
Выходим с Туфиком из квартиры. У лифта ждет сосед. Молодой парень, и тридцати еще нет. При моем появлении он едва заметно морщится, но все-таки здоровается. Да, я тоже когда-то не любил слуг. Хотя «не любил» — слишком громкое слово. Брезговал, не замечал — это будет вернее.
Входим с Туфиком в лифт вслед за соседом. Спускаемся, выходим во двор. Отпускаю поводок на всю длину, позволяя собаке заняться своими делами. И вижу, как от соседнего подъезда спешит ко мне Анна П. с Дусей на поводке.
Дуся — старый чау-чау. Почему кобеля зовут женским именем, я никогда не интересовался. Анна П. — слуга.
— Доброе утречко, Дмитрий Павлович! — кричит она через двор. Глаза ее блестят, суставы скрипят па ходу.
Совеем за собой не следит. Чем трепаться на службе, лучше делом бы занималась. — Как спалось?
Я не одобряю такого поведения. Слуга не должен так себя вести, хороший слуга — он молчалив и незаметен, он знает свое место. Но что поделать?
— В наши годы сон — это тренировка, — отвечаю я. Она иронии не понимает. — Как спала Анна Петровна?
