Барак изнутри больше всего походил на тюрьму. Толстые бревенчатые стены не имели ни одного окошка, свет внутрь проникал лишь через небольшие дыры в небрежно крытой крыше, на полу лежала гнилая солома, от которой разило ароматами выгребной ямы и нечистот. В паре мест виднелись норы слишком большие, чтобы принадлежать мышам, а не крысам. И повсюду люди, вернее, мужчины. Сидели, лежали, стояли. Оборванные, изможденные, больше похожие на зверей. Нельзя сказать, чтобы их лица постоянно кривились в уродливых гримасах, ни капли, не походящих на нормальный человеческий облик, вовсе нет. Во всяком случае, не у всех. Большая часть, напротив, выглядела умиротворенно и безучастно. Как коровы или овцы, пасущиеся в тесном загоне. Но имелись здесь и другие. Сосредоточившиеся на пятачках относительно свободного пространства, даже снабженного какой‑то нехитрой мебелью вроде топчанов и лежанок, с порывистыми резкими движениями, несколько менее битые жизнью, судя по относительно нормальной одежде. Пара или тройка демонстративно держала руки в непосредственной близости от ножен, оттягивающих их пояса. И почему‑то при взгляде на них виделась волчья стая, разделенная на несколько постоянно грызущихся друг с другом группок, но дружно загоняющая обреченную добычу себе на ужин.
Дверь распахнулась и стражники, щеголявшие нашитыми на толстые куртки железными кольцами, принялись запихивать в барак новое пополнение.
— Свежачок, — сплюнул через дырку в передних зубах один из тех, кто занимал привилегированные места. — Одна шантрапа. Никого из наших нет.
— С чего ты взял? — лениво осведомился у него самый большой и крупный из находящихся здесь мужчин. На поясе его висел даже не нож а, скорее, короткий меч. А в одной из рук была сжата глиняная бутыль, на которую все остальные обитатели барака косились с нескрываемой завистью. Мочку уха говорившего украшала длинная деревянная серьга в виде весла, достающего лопастью до линии подбородка.
— Походка не та, — фыркнул его собеседник. — Те, которые в начале шли явно дураки деревенские, наверно сюда из‑за неуплаты налогов угодили. За ними горожанин. А последний…да никак к нам благородная птичка залетела! Иш как нос морщит, значит, не привык нюхать, чем жизнь‑то настоящая пахнет.
— К нам и персона голубых кровей? — не поверил обладатель весла. — Нет, ты, Шнырь, конечно, знатный ворюга с глазом на всяческих персон наметанным, но здесь явно дал маху. Даже признанного бастарда, провинись он по крупному, скорее бы убили, чем в штрафной легион сунули под клинками да копьями настоящей армии помирать, злость и опыт в солдатиках воспитывая.
