1
— Хорош! — протянул толстый дачник, щурясь на небо. — Такого бы на этажерку, чучелом… Какой породы?
— Это, сынок, беркут, — отвечал огородный сторож Макар Белошапкин. — Должно, из степей залетел. Два дни тут крутится, а чего ему надоть, не поймешь.
Макар поглядел на парящего орла, но дачник не понял, каким глазом. Макар был кос и с одним фарфоровым глазом. Макар гордился им. Фарфоровый глаз пришелся впору к своему, мутно-голубому. На говоривших с Макаром фарфоровый глаз нагонял тоску — понять, куда, на что и каким глазом, своим или искусственным, смотрит Макар, было совершенно невозможно.
— Убей орла! — предложил толстый дачник. — Десятку дам. Для тебя эта десятка — дармовые деньги, вое равно целыми днями дрыхнешь, а у меня чучело будет.
Макар молчал, уперев один глаз в дачника, другой в облака. Он был стар — под шестьдесят — и неопрятен. Нос гнулся к губе, небритый подбородок казался вымазанным гречневой кашей.
Около розового, словно разбухшего, дачника Макар выглядел тощим и жалким. Не сразу замечалось, что это худоба человека, который скрипит, прихварывая, всю жизнь и, глядь, — переживет и здоровых.
Думал Макар долго. «О чем человек думает?» — затосковал толстый дачник.
— Пятьдесят! — сказал Макар и облизал шершавые губы.
— Пятьдесят?!
Дачник всплеснул пухлыми розовыми руками, дачник стал торговаться.
Макар упирал на то, что орел — птица запретная и полезная, поедает больных птиц и зверей, что соседи видят все, что Матвеев — егерь этих охотничьих угодий — мужик зацепистый.
Но дачник торговался умело. Макару казалось — ловит он голыми руками брюхатого, слизистого налима, и, как его ни бери, проклятая рыбина выскальзывает из рук… Наконец срядились за пятнадцать рублей. Дачник пригласил Макара к себе в большую, снятую на месяц комнату в крайнем доме, поднес стопочку и протянул уважительную закуску — бутерброд с черной икрой, похожей на колесную мазь.
«Дал я маху, — мрачно думал Макар, смакуя солоноватые икринки. — Разве это деньги — пятнадцать рублей?..»
2
Беркут, залетевший из близких казахских степей, был старой, очень крупной птицей. Он часами парил в вышине. Врезаясь черным тревожным силуэтом, он был, как и облака, нетороплив в своем движении. И небо без него уже казалось безжизненным и скучным. Ночевал беркут где-то очень далеко, и, как Макар ни шарил вокруг, как ни выспрашивал ребят, ходивших по грибы, по ягоды, он не мог ничего узнать. Макар встревожился — дармовые пятнадцать рублей могли уехать вместе с дачником в город. Он часами сидел у шалаша, уставив живой глаз на выглядывавший из шершавых листьев желтый огурец, а фарфоровый в то время блуждал, вопрошая пространство.