Сергей Сергеевич Козлов
АНГЕЛ И МУЗА
повесть
Октябрь тихо перебирал
свои жёлто-красные листья. Они перетекали по асфальту причудливыми ручьями,
следуя разнонаправленным порывам ветра, закручивались спиралями, расползались
подальше от дымных куч, сложенных вдоль тротуаров дворниками.
Сухая осень прекрасна.
Но всего один дождь, и все это золотое великолепие превратится в жухлую гниющую
массу, прилипающую к подошвам и автомобильным покрышкам, которая оттает весной
в том же неприглядном виде, не взирая на тщетный, хоть и почетный труд уличных
подметал. А сейчас — солнце, пусть и еле теплое, зато ностальгически
прекрасное. Будто в нарушение всех законов природы вернулось лето, а то и
весна...
Денис Баталов прошедшую
весну даже не помнил. Суета о хлебе насущном — и более ничего. Перебивался
случайными заработками да обивал пороги издательств с книгой стихов. Меценаты
лениво отмахивались, как от назойливого комара, знакомые газетчики
сострадательно подбрасывали халтуру, но все было не так, все было не то. В этой
бессмысленной суете прошли и лето, и сентябрь, а в октябре Денису вдруг все
опротивело: стремления и смыслы закончились ироничной апатией, а единственным
маршрутом души стала ежедневная прогулка по улицам родного города. Тем более
что погода к этому располагала.
Баталов в который раз
открывал для себя знакомые улицы, завернувшись в плащ, как во
взглядонепробиваемую оболочку, точно человек-ящик, он наматывал километры
ногами и на автобусах, из тихого своего омута через триплексы глаз целился в
озабоченных своими делами прохожих, и ему было хорошо, как хорошо бывает поэту,
когда он чувствует обманчивую бесконечность вдохновения и ему кажется, что если
он и не сможет выговорить Слово, то, во всяком случае, чувствует, как Оно
звучит, каково Оно на вкус, чувствует, какой радостью понимания красоты каждой
крупинки мироздания Слово падает в сердце. И бродить бы ему до Второго
пришествия за Божьим Промыслом, если б Бог за его наивную назойливость не
повернулся вдруг к нему лицом.
Лицо девушки на задней
площадке автобуса удивительно и впервые так досконально совпадало с
представлениями Баталова о женской красоте. И само явление его было сродни
маленькому чуду. Она обернулась в его сторону из густонаселенной, обыденно
воспринимаемой картины (старушечьи платочки, модная трехдневная щетина,
поднятые воротники, перемалывающие жевательную резинку челюсти,
рассредоточенные отсутствующие взгляды), и глаза их встретились. В это
мгновение Денис Баталов был пронзен не стрелой амура, а молнией совпадения их
жизненных ритмов, при этом сразу и основательно осознав, что заряды у них
абсолютно разнополярные. В ее глазах и по цвету и по смыслу — морская буря, у
него — серые, грустные стихи. Несочетаемое? Но ритм был один. Там — волна, тут
— строфа... И еще Баталов понял: он один из тех индивидуумов, которые не
представляют для нее никакого интереса, если вообще признаются органическими
формами жизни. Бессмысленная скорость жизни еще больше наполнилась беспомощной
грустью, что взвешенной пылью парила в последнем луче осеннего солнца.
