Наверное, в Лондоне чаще, чем в других городах, можно встретить улицы, вся жизнь которых связана с деньгами и властью.
Такова и изящно изогнутая Бофорт-террас, на которой расположены каменные четырехэтажные дома эпохи Регентства. Между каменными лестницами, ведущими к старинным дверям, черная решетка выпускает вверх острые стрелы, покрытые золотой краской — и правильно, что золотой, ибо плата за здешние офисы едва ли не самая высокая в городе.
Наверное, Пеппер Майденес знала эту улицу лучше всех. Когда закончили работу реставраторы и дизайнеры, первой обустроилась тут ее компания, заняв дом в самом сердце регентской дуги. Случайно оглянувшись, она обратила внимание, что с другой стороны улицы на нее пристально смотрит какой-то мужчина. Неудивительно, ведь на ней платье от Сен-Лорана с глубоким треугольным вырезом, которое она носит так, словно под ним голое тело, хотя на самом деле под ним черная шелковая рубашка. Пеппер давно поняла, что, сбивая с толку деловых и неделовых партнеров, можно получить неплохую выгоду. И хотя она принадлежала к тем немногим женщинам, которые своей властностью и сексуальностью открыто бросают вызов мужчинам, если ее это по каким-то причинам устраивало, она позволяла им думать, будто они могут взять над ней верх.
По обе стороны улицы в два ряда, словно соревнуясь друг с другом в роскоши, выстроились дорогие машины. За здешние офисы дельцы от торговли и финансов сражались, как бешеные псы, однако компания «Майденес Менеджмент» за аренду не платила — и по праву. Пеппер принадлежали здесь два дома и еще два в других местах.
Ей пришлось долго воевать за все, что она имела сегодня, и все же она не была похожа на женщину, возглавляющую мультимиллионную империю, — хотя бы из-за своего юного вида. Ей еще не было двадцати восьми лет. Однако Пеппер считала, что все знает о человеческой природе.
Майденес — не настоящая ее фамилия, а псевдоним, но псевдоним с двойным дном, ибо это была анаграмма имени греческой богини возмездия Немезиды. Она вообще увлекалась греческой мифологией, так как властвовавшее в тогдашнем мире отрицание чувств удовлетворяло циничной стороне ее натуры.
Пеппер не давало покоя то, что двуличное общество стыдливо умалчивало о страданиях детей, но благородно негодовало, заслышав слово «месть». А ей оно нравилось. Впрочем, она из другого мира. Из того, где справедливым считалось немедленное, наказание за преступление.
