И - свершилось: среди бела дня
Рассечена железная граница...
Шалом, Свобода! Узнаешь меня?
Иду к тебе, желанная Царица,
К твоим дарам счастливо причаститься.
Готов влюбиться я в твою красу
И поклоняться, как Прекрасной Даме.
Но та, Другая, что в себе несу,
Та, Первая, которую годами
Растил в душе, как сказочную быль,
С которой и в тюрьме свободен был,
С которою, сладчайшею из женщин,
Сошелся тайно, преданно любил
И гордо жил, не будучи повенчан,
Она - со мной.
И нынче ей, Другой,
Испытанной и самой дорогой,
Перед тобой, свободная Европа,
Я присягаю в верности до гроба:
Всегда и всюду быть самим собой!
27 ноября 1971,
Вена
К библейским буквам сердцем я приник,
Душа ивритом жаждет окропиться,
Но в ней царящий русский мой язык
Своею властью не готов делиться.
Который год, живя в родной стране,
Я речь ее позорно не осилю,
Пока гудит он, русский стих, во мне,
Как самолет, несущийся в Россию.
И вновь, отравлен и заворожен,
Целую музу русского барака,
Склонясь над нею с поднятым ножом,
Как Авраам - над телом Исаака.
1974,
Иерусалим
Россия-мать, Россия-сука!
А. Синявский.
И вновь - Синай. Синай, крутой страницей
В мою судьбу, наверно, ты войдешь...
Мы в декабре стояли на границе;
Густела ночь, и лил холодный дождь.
И ветер дул, холодный и свистящий,
А ты не спи - границу карауль…
Но как-то вдруг в песке нашли мы ящик,
Сосновый ящик от советских пуль.
Как знак войны и горького привета
От дальней-дальней северной земли.
Еще не близко было до рассвета,
И мы костер - согреться - разожгли.
Мы упоенно грелись под навесом,
А ветер дул, и ночь была темна;
Мы вспоминали с другом об Одессе –
В костре горела русская сосна.
Ах, мать-Россия, пулями своими
Зальешь ты мир, терзая и губя.
Россия-сука, проклятое имя,
Я все равно еще люблю тебя.
И до сих пор тебе спасенья жажду
И вслед тебе с надеждою смотрю.
Хоть ты меня еще убьешь однажды,
Я все равно тебя благодарю.
Благодарю, что годы без ответа
К тебе взывал я в муке и тоске,
Благодарю за то, что в жизни этой
Я говорю на русском языке.
Благодарю еще за то, что знаю:
Мне от тебя погибель суждена
За то, что здесь, в глухой ночи Синая,
Меня согрела русская сосна.
31 декабря 1977
В пустыне Иудейской,
На базе, где служу,
Звучит язык еврейский,
Куда ни погляжу.
И носятся завзято,
Как будто во хмелю,
Еврейские ребята,
А я их так люблю.
Рассар* их чуть с приветом,
И что ни час - миздар**,
А я у них при этом
Еврейский санитар:
Заботу и сердечность
Яви и будь им друг.
