— Вот куда парень шагать начинает!
Поэтому, услышав о сомнениях Бориса, Федор Петрович насторожился.
— А что пугает?.. Сам-то понимаешь? А то, может, рассказал бы нам? А ну, мать! Иди! Давай лекцию слушать!
— Да я, может, и не пойму ничего, — попробовала отказаться Ольга Климовна.
— Поймем — не поймем, а послушаем! — ответил отец.
— Ну, подождите, дайте я на кухню сбегаю!..
Ольга Климовна сходила на кухню и, вернувшись, вытирая руки фартуком, села рядом с мужем на диван.
Борис начал рассказывать о Лобачевском, о его значении, стараясь козырнуть всем, что успел узнать за это время. Козырнул и цитатой — отзывом английского ученого Клиффорда о Лобачевском:
«Между Коперником и Лобачевским существует любопытная параллель: оба они славяне по происхождению; каждый из них произвел революцию в научных воззрениях, и обе эти революции имеют одинаково громадное значение — это революции в нашем понимании космоса».
— О? — сказал отец. — Значит, и у них там честные люди есть, правду видят! Ну, а что же это за революция? Что Лобачевский изобрел-то?
— Не изобрел, а открыл, — поправил Борис.
Он попробовал было объяснить, но скоро сбился.
— Нет! Я еще и сам не все понимаю.
— Ну, ничего! Не расстраивайся! Подумай еще, почитай!
Борис читает опять и думает. Пробудившийся интерес ведет его все дальше и дальше за пределы его темы, заставляя вникать и в самую сущность учения великого математика. Но тут дело сложнее: не хватает знаний, понятий, не хватает умственных сил, чтобы сразу обнять и переварить всю ту массу новых идей, которые вытекали из открытия Лобачевского. Борис старается, напрягает всю силу мысли, но все очень туманно, трудно и настолько плохо укладывается в голове, что иногда хочется махнуть рукой и бросить.
Удержало его от этого одно: каким убийственным огоньком блеснут насмешливые глаза Прянишникова из восьмого «А», если в кружке станет известным, что Костров «сдрейфил».
Удерживало его и другое. Борис все хотел преодолеть сам, — если что-то понимает Валя, то почему не может понять он?
Но вот Валя спросил:
— Идешь на лекцию?
— Какую лекцию?
— А как же? О Лобачевском.
— Когда? Где?
— В Политехническом музее. Идем вместе?
— Идем.
Они пошли пораньше и заняли места в первом ряду, прямо против трибуны.
Народу было много. Были и солидные люди, с бородами, в очках, с портфелями, но большинство — молодежь: ребята с важными, серьезными лицами, с приготовленными «самописками» и развернутыми заранее блокнотами, девчата в коричневых платьях с белыми воротничками, рассевшиеся отдельно, небольшими стайками, очевидно по школам, и о чем-то оживленно шептавшиеся. Иногда сквозь их шепот прорывался приглушенный смех, и тогда Борис невольно поворачивался в ту сторону. Но потом он спохватывался, на лице его появлялось серьезное выражение, и, переглянувшись с Валей, он укоризненно качал головой.