Рваные тучи, сквозь которые пролетала луна, сложились в очертания раскинувшей крылья птицы. И она явилась Алене огромной, во всё небо.
Но недолго побыла она такой — не успела Алена испугаться. На неподвижных крыльях, лишь слегка колеблясь вправо и влево, она опускалась, стремительно уменьшаясь, — и в тот миг, когда когти вытянутых лап коснулись пальца Алены, она была уже не более крупного ворона.
Птица села на палец, обхватив его когтями, столбиком — как охотничий сокол. Она и смахивала на сокола, хотя довольно крупного и угольно-черного.
Ведунья, совсем опомнившись, попыталась заглянуть в тусклый глаз, похожий на каменную бусину.
Птица повернула голову, наклонила ее, но глядела как бы мимо Алены.
— Откуда ж ты такая взялась? — недоумевая, спросила ее Алена. — Вот и всегда так — ждешь белого кречета, а вот те черная птица-лихомица, с десятью когтями, с двумя крылами, с бедами, с невезеньями, с глухой тоской, с лихой бедой…
И сама себя прервала — поскольку исходили из уст не ее собственные слова, а призыв из давнего, тоже обращенного к бесовской силе, заговора. Степанида ее такому не учила — видать, Кореленкино было наследство.
— Как же тебя звать? — задала Алена вопрос, не чая ответа. Уж коли за именами зорь приходилось часами по лесам да лугам гоняться, а ведь зори — они незлобивые, покладистые, скорые помощницы, то у этого адова исчадья и за три года не допросишься. А без имени — и не приказать…
Птица сидела безмолвно. Блеск, непонятно от чего, гулял по гладким перьям. Алене вспомнилась та деревянная птаха, что она купила на жалкие свои денежки, чтобы подарить Дунюшке в именины. Алешенька потом ту птаху поломал, перо на ней истрепал да ободрал, как-то незаметно мамы и выбросили…
Жаль Алене стало себя тогдашнюю, глупую, нежную, не-разлей-вода-подруженьку. И что же получила она от Дуни за всю свою дружбу? Ведь только ради преданности своей, погнавшей ночью в Немецкую слободу, едва она на дыбу не угодила! И потом — остров болотный, дитя мертвое… Дурой была. Хорошо, со слезами дурь из нее вышла.
Птица не улетала — ждала чего? Приказа? Вот то-то! Была Аленка девка верховая, мастерица покорная, всем послушная, а стала — диких и страшных сил владычица! И что ей теперь до Верха? До бестолковой Дуни? Сама себе хозяйка и сама себе что надобно добудет!
Тут вдруг дошло до Алены — известно ей имя той птицы-полуночницы! Но сразу не выговорить, издалека к нему подходить нужно.
— За морем за синим, за морем Хвалынским, посреди Окиян-моря лежит остров Буян, — сказав это, Алена замолчала, пригляделась — и ощутила легкое пожатие охвативших палец когтей. — На том острове Буяне сидит птица Гагана с железным носом, с медными когтями!..