— А как насчет его племянника с таможни? — спросил я.
— Известно, что он там служит, что занимает хорошую должность и держится особняком. Люди, с которыми я разговаривал, слышали о нем, видели его, но больше ничего сказать не могут.
Элиас, вытиравший рот тыльной стороной руки, бодро закивал:
— Мне тоже удалось выяснить не очень-то много. Я узнал, что слуга арендовал для него дом на аукционе, предложил солидную сумму и заплатил за три года вперед, примерно полгода назад. Пожалуй, это все, что я слышал. Человек со средствами не может жить в Лондоне, не привлекая внимания общества. Раз он вынашивает коварные замыслы против тебя, пришлось мне пустить кровь из самых модных в столице рук, вырвать несколько высокопоставленных зубов и удалить камень из благороднейшей почки. Я даже имел удовольствие намазать кремом от сыпи пару самых очаровательных грудей в Лондоне, но никто не слышал ни о каком Коббе. Сам знаешь, Уивер, как обстоит дело в модном обществе. Человек с подобным богатством, причем не голословно заявленным, а подтвержденным действиями, не может поселиться в столице и не привлечь внимания. Тем не менее ему удалось избежать этого.
— Похоже, у него нет других слуг, кроме этого негодяя Эдгара, и даже кухарки нет, — заметил я. — Значит, он должен где-то питаться. Кто-то непременно должен был видеть его в городе.
— Чрезвычайно проницательно, — сказал Элиас. — Думаю, я смогу кое-что разузнать на этот счет. Удвою свои усилия. Есть один очень модный сын герцога, третий или четвертый сын, не более того, так он живет по соседству с Коббом — и страдает от очень болезненных нарывов на заднице. Вскрывая очередной нарыв, я поинтересуюсь, что он думает о своем соседе.
— Надеюсь, ты передашь нам только его ответ, избавив от прочих подробностей вашей встречи, — сказал я.
— Значит, я лишь из любви к человеческому здоровью с такой радостью смотрю на вскрытый нарыв?
— Да, — ответил я уверенно.
— Послушай, Уивер. Прости за то, что я скажу сейчас, но мне это кажется важным. Твой Кобб, несомненно, обладает властью, и он хитер. Разве повредит, если ты заручишься поддержкой другого человека, который тоже обладает властью и хитер.
— Ты имеешь в виду этого мерзавца Джонатана Уайльда? — сказал мой дядя с видимым отвращением и даже заставил себя наклониться вперед. — И слышать об этом не желаю.
Уайльд был самым известным ловцом воров в городе, но в то же время самым хитрым вором во всей стране, а может быть, и во всем мире, и, вполне вероятно, в истории человечества. Насколько я знал, никому еще не удавалось построить преступную империю такого масштаба, как Уайльду, который к тому же выдавал себя за великого слугу народа. Власти предержащие либо ничего не знали о его подлинной натуре, либо делали вид, что не знают, ибо неведение было им на руку.