Быть сицилийцем и быть итальянцем не одно и то же. И дело далеко не в сицилийском диалекте, на котором существует свой театр, поэзия, художественная проза. Сицилия — культурно и географически обособленный мир, историческое место встречи итальянского «запада» и арабского «востока», провинция в прямом и переносном смысле. Тонкий знаток испанских философов культуры (Унамуно, Ортега-и-Гассет, Эухенио Д’Орс), Шаша последовал их совету переосмыслить провинциальность, к ее же выгоде. Вслед за «Испанией как метафорой» появилась «Сицилия как метафора». Сицилийский мир был превращен у Шаши в модель мира, сицилийские генеалогии — в человеческий род.
Разумеется, разговор о патриархальном мире Сицилии не ограничивается темой мафии и не сводится к «Палермским убийцам». У людей Сицилии есть свое преимущество перед итальянцами — они не скованы предрассудками цивилизации, свободней в суждениях, ближе к природе. На пересечении сицилийской темы и увлечения Шаши идеями французских просветителей рождается образ естественного человека — простого сицилийца. Кандид Шаши — главный герой нашумевшего памфлета «Кандид, или же Сон, привидевшийся на Сицилии» (1977) — знакомится с фашистами, затем — с антифашистами и, наконец, попадает к коммунистам. Однако мафиозные итальянские партийцы не спешат принимать его в свои ряды и соглашаются только тогда, когда вокруг него складывается марксистский кружок. Однако и здесь Кандиду тесно, поскольку Марксу и Ленину он предпочитает Горького и Гюго. Его обвиняют в гуманистической ереси и выпроваживают. Наивному сицилийцу чрезвычайно трудно выжить в условиях сплошной институционализации общества, но именно его трудности интересуют Шашу.
В итальянской литературе работает целая плеяда писателей, которых именуют сицилийскими; Леонардо Шаша — из их числа. Но даже когда Шаша не говорит о людях Сицилии, мы обязательно упоминаем о сицилийских корнях того или иного исторического лица либо о сицилийской теме в творчестве того или иного писателя. В этих незаметных аллюзиях — продолжение рассуждений Шаши о роли Сицилии в итальянской и — шире — европейской культуре.
Составитель видел свою задачу и в том, чтобы показать в детективах Шаши их глубочайший историзм. Сборник открывает «Смерть инквизитора», повествование, восстанавливающее картину суда и следствия XVI века, затем следует «Ведьма и капитан» — рассказ о процессе XVII века. Произведения в сборнике расположены в хронологическом порядке — но не по времени их написания, а по времени описанных в них событий. При работе над комментарием использованы следующие источники: Giovanna Ghetti Abruzzi. Leonardo Sciascia e la Sicilia. — Roma: Bulzoni, 1974; Claude Ambroise. Invitto alia lettura di Sciascia. — Milano: Mursia, 1974; Erasmo Recami. II caso Majorana. — Milano: Mondadori, 1987; Edoardo Ruffini. Principio maggioritario. — Milano: Adelphi, 1976, а также переводческие примечания E. Солоновича к «Смерти инквизитора» и Н. Ставровской к «Исчезновению Майораны».