– Кето, перестань, не плачь, все будет хорошо.
– Все будет хорошо, если я вернусь домой, – огрызнулась я.
Шалва не слышал меня:
– Нам надо ехать, ночевать мы здесь не будем. Надо двигаться, чтобы завтра утром выйти на маршрут.
– Я никуда не поеду и ни на какой маршрут не выйду. Сколько раз тебе это повторять?
Шалва подал мне чашку с каким-то отваром, посмотрел на меня сочувствующим взглядом:
– Любимый, тебе трудно, я понимаю.
– Спасибо за понимание, а теперь отвези меня назад.
– Нам будет хорошо вместе, – как попугай опять повторил он.
Роняя слезы в чашку, я глотала горячий напиток и представляла вместо винодела своего мента. «Паш, – изнывая от нежности к Егорову, думала я, – найди меня, мне плохо и страшно». Напиток согрел меня, мне вдруг захотелось прилечь. «Странно как-то», – сонно удивилась я. Шалва наклонился надо мной, что-то спросил, потом поднял на руки и куда-то понес. Я собиралась вырваться, но вместо этого положила голову ему на плечо.
Проснулась я оттого, что затекли ноги. Во рту было сухо и горько. «Чем-то он меня напоил», – сквозь тупую головную боль вспомнила я.
Повернувшись, я уперлась ногами в дно УАЗа и открыла глаза. Машина стояла у края ледника. Справа от себя я увидела мост через речку и валуны вдоль нее, присыпанные свежим снегом, слева – скалистую стену.
Шалвы на водительском месте не было. Кряхтя, я наклонилась и стала шарить под сиденьями рукой. Пистолета не было. «Куда-то съехал от тряски», – уговаривала я себя и сама себе не верила. Встав на колени, я почти прижалась щекой к коврику под ногами – безрезультатно.
Я села и огляделась. Сзади стоял еще один уазик, прищурив глаза, как все близорукие люди, я разглядела в нем людей. Где-то я читала, что близорукость – это способ восприятия жизни, что-то вроде «глаза б мои не видели».
Дверцы чужого уазика открылись, из него вышли трое. Шалву я признала сразу. Он направился ко мне в сопровождении какого-то человека. Чем ближе они подходили, тем неуютнее мне становилось – это был майор Прясников. «Глаза б мои тебя не видели», – со стоном подумала я.
– Какие люди! – приторно-сладким голосом приветствовал он меня.
– Вот уж действительно, все в порядке и на свободе?
– Еле-еле оторвались от ваших назойливых друзей, – пожаловался майор.
– Поздравляю, – кисло улыбнулась я, отвернулась и подняла лицо к вершине.
Облака еще плотнее укрыли ее, небо заволокло тучами, опускались снеговые сумерки.
– Надо ставить палатки, – обращаясь к Прясникову, распорядился Шалва.
Они засуетились, а я вышла из машины и направилась прямо к Никифоровой. Она распечатывала пакет со спальником.