Истериан вглядывается вперёд, туда, где и находятся склады. Улица хоть и донельзя узкая, но довольно прямая, так что бродить взглядом долговязому полукровке недолго:
– Ярдов сто.
Мои попытки разглядеть хоть что-то сквозь толстую мутно-белую пелену тумана ничем результативным не увенчались. Остаётся поверить другу на слово, чего при иных обстоятельствах делать не следовало… Я чуть ускорил шаг, но, спустя буквально секунду, поплатился за спешку смачным попаданием туфли в глубокую лужу. Брызги ещё и окатили штанину…
Всё равно! Я и так с ног до головы грязный и мокрый!
– Август? – недоверчиво затянул Истериан с лукавой улыбкой, едва тронувшей самые уголки тонких губ, – Ты решил, наконец, игнорировать свою неприязнь к воде?
– Оступился! – нервно брякнул я, – А эта жижа – не вода даже!
Друг беспечно махнул рукой и заулыбался, охваченный своими мыслями. Самый беспечный в этом промозглом городе, где даже лебеди в парках какие-то сутулые и хмурые. Где даже солнце светит с неприязнью и донельзя редко. Где даже клоуны в цирке грустные или озлобленные. Впрочем, я ни разу не был в цирке гнилого Гольха…
Ближе к складам всё чаще на и без того тесном переулке появляются огромные горы мусора, которые необходимо аккуратно обходить, вжимаясь в сырые кирпичные стены, или, что гораздо-гораздо хуже, проходить прямо по ним. Ноги нередко проваливаются по колено в рыхлые нагромождения зловонного хлама. Терпеть это богомерзие возможно только вплоть до тех пор, пока стопа по щиколотку не погрузилась в нечто мягкое, отвратительно хлюпающее. В самой сердцевине крупной кучи, распластавшейся на весь проход, притаилась некая схожая по консистенции с кашей… субстанция… Надеюсь, это не дерьмо, особенно человеческое!
Яростно стряхивая с туфли липкую гадость, я не удержался от вопроса, мучавшего меня последние минуты:
– Неужели не было другой дороги?
– До главной дороги к складам – час ходьбы, – совершенно не поколебленный штурмом мусорных гор ответил Истериан, – Прочие переулки ничем не лучше.
– Ну, хотя бы так…
– Дошли! – указал рукой вперёд долговязый.
В тумане по-прежнему почти ничего не видно, лишь огромный тёмный силуэт, предположительно принадлежащий складскому помещению. Только в этот момент за нос укусил запах соли, отвратительный, надо сказать, вызывающий неприятные ощущения в носовой и ротовой полостях. Близость холодного моря, глубокого и бескрайнего, всегда рождает в моём мозгу семена неодолимой дрожи. Море мне так же чуждо, как и бушующие потоки воды, хлещущие с небес – их ещё дождём называют.