Снова она за свое: терпеть, покоряться… Но и возразить нечего. Опять повисло тягостное молчание. Гнев и обида разрывали мое сердце: я вспомнил сегодняшний постыдный торг, обжорство, болтовню хитрого святтоши-ахуна. Ненависть, лютая злоба — чувства доселе неведомые — разрастались в моей душе.
— Я уже с ее матерью говорила, — мать точно угадала мои мысли, поспешила хоть чем-нибудь меня утешить. — Та со мной согласна, даже мужу своему отважилась сказать, что неладно он поступает… Так Аман с кулаками на нее: убью, мол, искалечу и тебя, и девчонку, если попробуете еще раз заикнуться против!.. Озверел человек, ослеп от жадности. Ум у него помутился, не иначе. Ведь это такое злодейство: почти девочку силой отдавать за пятидесятилетнего! С родной дочерью он, пожалуй, так не обошелся бы!
— Как?! Разве Донди не родная дочь дяди Амана?
— Ох, сынок, я нечаянно проговорилась Об этом мы не рассказывали никому… Отец Донди умер рано, даже не повидав свою дочь. Мать осталась вдовой и ее выдали за дядю Амана. Ты, сынок, никому не говори, но она тоже сирота вроде тебя. Хотя сама Донди не знает об этом.
Я был ошеломлен услышанной новостью. Оказывается, и у Донди, как у меня, нет отца. Она теперь для меня еще дороже, еще ближе стала.
Я крепче стиснул кулаки, выпрямился:
— Ну, тогда я скажу Донди, и мы вместе убежим… Я увезу ее!
— Аллах с тобой, сынок, не говори такого! — мать замахала на меня руками. — Как ты можешь так думать? Куда ты ее увезешь? Догонят вас, поймают, убьют обоих, даже не задумаются…
— Пусть лучше убьют! — глядя в пол, проговорил я.
— А может, еще и не удастся им поймать? Ну скажи, мама, разве смею я сидеть сложа руки, отдавать безропотно… ту, дороже которой нет для меня в жизни?!
Мать молчала, опустив голову. Поняла, должно быть: в эти минуты меня все равно не переубедишь. Больше мы в тот вечер не разговаривали. Я лег, потом улеглась на свое место и мать, лампу задула. Однако сон ко мне не приходил. Крепло и крепла вспыхнувшая однажды дерзкая мысль: увезу Донди! Она согласится, в этом я не сомневался ни на миг. А дальше — будь что будет. Может, милостивой к нам окажется переменчивая судьба? Ну, а уж если настигнут — прирежу, задушу любого, кто станет на пути! Живым в руки не дамся, да и Донди… Оба примем смерть, но не позволим свершиться бесчестию!
С такими мыслями я наконец уснул. А утром стал обдумывать, с чего начать исполнение плана.
С Донди удалось тайком переговорить лишь под вечер. Беседа была короткая. Девушка поняла меня с полуслова.
— Когда скажешь, я готова. Только не медли. Если ты будешь со мной, ничего не страшно.