Медленно тянулись однообразные, серые дни. Я не знал, что мать несколько раз приходила к тюремному двору, совала надзирателям то пяток монет, то дюжину яиц, еще какой-нибудь снеди, просила о свидании со мной. Однако ее каждый раз прогоняли — мало принесла… Об этом она мне рассказывала впоследствии.
Каждые три-четыре дня приводили нового заключенного. Кого за что сажали: один мимо мечети прохолил, когда там читали молитву; другой на бая пробовал жаловаться. Как-то привели парнишку моих лет. Оказалось: байский сын. Он разозлился на чабана, палкой голову тому проломил. Чабан помучился немного, да и помер.
— Ну, этот здесь не задержится, — сразу определил Сапар. И будто в воду глядел: байского сынка освободили на другой же день!
… Ко всему может привыкнуть человек, даже к колодке, которая крепко держит его за ногу. Несколько недель, что я провел в зиндане после освобождения дяди Амана, притупили, приглушили во мне даже надежду вырваться на свободу. Я и Донди реже стал вспоминать… Как вдруг привели еще одного заключенного, дайханина средних лет по имени Чары, человека, видать, бывалого. Этот начал не с жалоб на свою беду, сначала рассказал, что творится на белом свете.
— Вот какая напасть обрушилась на народ в здешних краях, — сказал между прочим новичок. — Ак-падишах вместе с эмиром задумали проложить железный путь от благодатной Бухары до самого Термеза. Чтобы по нему бегала огненная арба урусов. Как от Ташкента к Бухаре, от Бухары до Чарджуя и дальше в страну текинцев… Нужны люди, чтобы копать землю, таскать тяжести. Эмир повелел: от каждых двадцати семейств направить на постройку пути одного крепкого парня. Стонет народ в аулах… Ну, конечно, у кого деньги есть — складываются и сообща нанимают кого победнее…
Эти слова Чары, не знаю почему, сразу же так и врезались мне в мозг. Дальше я уж его и не слушал. Огненная железная арба урусов… Я, разумеется, слыхал про нее, однако никак не мог себе представить, на что она похожа. Бегает без лошади, но какая же сила движет ее? Да еще и по железному пути. Урусов — то есть русских — я дотоле также не видел еще ни одного. Мудрые, должно быть, люди, если смастерили железную арбу, которая сама бегает…
А для чего она им? Вот теперь такая арба появится совсем, близко от наших мест. И даже парни из аулов, ну, может, чуть постарше меня, сами будут проклады-вать для нее дорогу из железа. А ты сиди, будто баран на привязи, одна нога в колодке!..
В тот вечер такая лютая тоска сдавила мое сердце — жить не захотелось. Я долго не мог уснуть, и нога в колодке ныла сильнее, чем обычно.