— Ну… значит, мы исчезаем вместе. А после того как вы покинете Константинополь, женщины найдут что-то новое, чем будут мучить меня.
— Это вас беспокоит?
Она тряхнула волосами и усмехнулась:
— Нет, никогда.
А если ее что-то и беспокоило, то совсем другое…
«Может быть, в дамской комнате никого не будет», — думала Мари. И если повезет, то она сможет принудить Беннета поцеловать ее.
Или сама его поцелует.
Но что бы она сделала, если бы он отверг ее? Что, если он сдержит свое обещание и не ответит на ее чувства?
Мари вздохнула. Кажется, у нее не было шансов даже выяснить это. Плотная стена атласа, тафты и шелка загораживала вход в дамскую комнату. Несколько женщин вообще отказались от попыток войти и поправляли свои прически и корсажи прямо в холле.
Неправильно истолковав ее вздох, Беннет прошептал:
— Сделайте это миссией по возвращению утраченного. Берите свои булавки и отступайте за угол. Я буду ждать вас там, где меня не заметят.
— А потом?
— Потом мы сможем проскользнуть в кабинет посла — это дальше по коридору. И там вы сможете подколоть ваш подол.
— А не трусость ли это?
Майор пожал плечами:
— Нет, наверное. Просто мы избегаем встречи с превосходящими силами врага.
Мари снова вздохнула. Она уже привыкла к Беннету, и, возможно, она даже нравилась ему. Но ведь он собирался вернуться в Англию…
А она отказалась возвращаться туда.
Мари пробралась сквозь толпу женщин и вскоре собрала около дюжины булавок. А затем скользнула за угол, и никто этого не заметил.
— Успешно? — спросил Беннет.
Она с поклоном показала горсть блестящих металлических вещиц.
— Миссия выполнена, майор.
Он открыл дверь и ввел ее в кабинет посла, где не оставили ни одного светильника, — очевидно, для того, чтобы сюда не заходили гости. Майор подошел к каминной полке и зажег несколько свечей. Приятный успокаивающий свет заполнил комнату. А из зала доносились выразительные аккорды шотландского рила.
Мари посмотрела на Беннета, прислонившегося к каминной полке; свет свечей сейчас смягчал резкие черты его лица, и теперь он очень походил на того человека, которого она недавно узнала по его стихам. Человека, которого его сержант вызвал на состязание по ощипыванию кур. Человека, который отдал собственную лошадь, чтобы тащить телегу с детьми и женщинами, потому что мул этой семьи пал от истощения.
— Да-да, булавки… Мне нужно заколоть булавками, — пробормотала Мари, придавая своим мыслям более безопасное направление.
Беннет усмехнулся, но промолчал.
Мари же положила булавки на стол и, наклонившись, принялась за дело. Но она не заколола и нескольких дюймов, как корсет впился ей в ребра. Она раскашлялась и пробурчала: