Пока я так красовался на себя в зеркало, в ванной комнате зашумел душ.
Я, забыв о своих огорчениях, сначала даже удивился: кто это там моется? Но вовремя вспомнил – да это же в ванной мой «Горгаз». Умора. Она поняла буквально мое предложение сполоснуться.
И тут меня прострелила новая дьявольская мысль: «А что если мне сделать рокировку: поменять Зою Васильевну на это газовое чудо. Ну и пусть, что повыше и пошире, зато, наверное, помоложе».
И я, подойдя к двери ванной, постучал костяшками пальцев в дверь.
– Красавица, глинтвейн остынет.
Душ затих.
Из-за двери выглянуло симпатичное личико с ямочками на щеках.
– Что остынет?
Я оторопел: откуда эта красавица? Неужели то чудо в берете с чемоданом?
– Глинтвейн… – повторил я оторопело.
– А что это такое? – спросила женщина, выходя из ванной комнаты в халате и вытирая шикарные ярко-рыжие волосы махровым полотенцем.
Я был так ошарашен, что не стал ничего и говорить о предстоящих возмущениях Эдика по поводу эксплуатации его банных принадлежностей.
– Глинтвейн – это вино, только горячее.
– Я не люблю горячее вино, – сказала рыжеволосая женщина и, взяв в руки бутылку армянского коньяка, повертела его из стороны в сторону. – Это же коньяк, а не вино. Я пила такой, – и задумчиво добавила: – Правда, очень давно.
– Так, давай выпьем еще раз, – живо предложил я.
Она посмотрела на Меня долгим взглядом и, поставив бутылку на стол, сказала:
– Давай.
Я разлил, сказал короткий спитч о Золушке, и мы выпили.
А «Золушку» звали Лизой.
– Какое приятное имя, – сказал я и предложил выпить на брудершафт.
Она согласилась.
Мы встали. Оказалось, что я ей всего по подбородок, поэтому переплетать руки было не совсем удобно. Зато после того как я приобнял ее тело для поцелуя, оно – это тело – оказалось очень податливым, хотя и весьма упругим.
Наш фуршетный поцелуй затянулся, и мы незаметно для себя оказались в горизонтальном положении на диване.
Такого большого и такого шикарного женского тела я еще не видел в своей юной жизни.
Поцелуи ее были страстны, объятия мощны и долги.
Я, исполняя обязанности соблазнителя все время боролся за свою жизнь, боясь быть задушенным моей гигантской Золушкой.
После того как она расслабилась, я еще хотел немного поползать по ней, как таракан по булке, но вдруг неожиданно почувствовал недомогание (может, от крепких объятий, может, от страстных поцелуев, а может, от выпитого коньяка). Я быстро сполз с Лизы и побежал, вихляя задом, в ванную.
Там меня вырвало.
«Нет, все же это не от коньяка, – решил я. – Скорее всего от перенапряжения. Все же удовлетворить женщину с такими объемами было не так-то просто. Но судя по тому, как безвольно и расслабленно лежала на диване Лиза, задачу честного соблазнителя я выполнил». Рассуждал я так, стоя на коленях и свесившись головой глубоко в унитаз. Сил не было даже подняться на ноги.