И в рай матроса не берут,
И в пекло не пускают.
С певцами был Нильс. Он улыбался, держа в руке свою губную гармошку. Он помахивал ею в такт песне, подбрасывал на ладони.
Через несколько минут я шагал к дому, держа под руку бабушку Марту. Кто-то подошел и поддержал ее с другой стороны, и я увидел Нильса. И откуда-то вынырнули братья Микель и Юхан.
— Спасибо, мальчики, — только и успел сказать я им, потому что в эту минуту бабушка Марта вдруг оступилась и стала падать.
Ноги у бабушки Марты подкашивались, вести ее было всё труднее.
— Давайте понесем ее, — предложил Нильс.
Мы перенесли ее через улицу и положили на траву под окнами адвоката Сильверсмида. Микель упрекал меня:
— Зачем пустили старуху?
Фру Сильверсмид выбежала, поглядела на нас, но в дом не пригласила, а велела горничной последить, чтобы мы не помяли цветы. Нильс попросил девчонку принести нашатырного спирта. Он дал понюхать бабушке Марте, она открыла глаза, приподнялась и сказала, что пойдет сама.
Но встать на ноги она не могла, и мы понесли ее. Временами она переставала узнавать нас и звала Хильду.
Мы уложили бабушку Марту в постель и молча постояли около нее, и Нильс сказал, что теперь самое главное — покой. Потом мы, стараясь не стучать каблуками, отошли от задремавшей бабушки Марты, и я сказал:
— Она сдала в последний месяц, очень сдала.
— Не надо было выпускать ее, — повторил Микель.
Он никак не может сократить свой голосище, упрятать его в шепот, и ему велят молчать. Всё это доносится до меня словно сквозь туман.
— Видите как, мальчики, — сказал я. — Я рассчитывал, что лучше будем жить, а оно вот как получается. Рассыпалась семья. Эрик ушел из дому… Сегодня ему следовало быть здесь. Сегодня, по крайней мере.
При этом я посмотрел на Нильса. Он шагнул ко мне и проговорил тихо:
— Эрик не у меня, Рагнар. Он на острове Торн. Тебе разве не передали?.. Бибер послал туда людей, хочет выловить всё напоследок, перед тем как сбыть остров с рук. Рыбаки там днюют и ночуют, Бибер с них пять потов согнал. Поверь мне, Рагнар, я-то меньше всего хотел отнимать у тебя сына.
— Я не обижаюсь, Нильс. Он не ребенок, сам решает, как ему жить. Нечего нам ссориться из-за него.
И тут наши руки встретились. Встретились и соединились в крепком пожатии.
— А кто собирается отнять наших сыновей, ты видел, — продолжал Нильс.
— Здо́рово ты всыпал мистеру Харту, — сказал я. — Поделом ему.
— Когда старушка очнется, — вставил Юхан, — ты ей скажешь, что это всё вранье — насчет Акселя. Понял? Про Сибирь и прочее. Вранье.
— Не знаю, мальчики. У меня голова раскалывается, — признался я. — Скобе всё же считает…