Когда последние возгласы стихли, перейдя в приглушенное бормотание, полное страха и отчаяния, Генрих почувствовал, как у него подкашиваются ноги. Не из-за ужасной новости, а из-за старческой немощи. Он неспешно уселся на трон, Иоанна инстинктивно обняла его за плечи, как бы пытаясь защитить.
— Что слышно о короле Ги и Рено де Шатильоне? — Он тут же вспомнил о своих земляках и братьях-христианах, хотя вряд ли так можно было назвать бессердечного убийцу Рено. Генрих знал жестокого француза еще мальчишкой и чрезвычайно обрадовался, когда тот отправился служить Иерусалимскому королевству. Пусть лучше «резвится» за границей, чем опустошает родные земли.
— Король Ги свергнут, живет пленником во власти дьявола Саладина. — Посланник помолчал, словно не решаясь сообщить дурные вести. — Рено же, увы, отправился к престолу Всевышнего как мученик.
Из толпы вновь полетели крики, особенно со стороны кузенов и других родственников Рено де Шатильона, делающих вид, будто они пришли в ужас от его гибели. Генрих отлично знал, что эти же родственники сегодня вечером тайно будут праздновать его кончину и начнут делить между собой земли Рено. Но сам Генрих был слишком стар для придворного лицемерия.
— Этого и следовало ждать, — сказал король. — Ги слишком слаб, а Рено — настоящее чудовище. Подобные люди не могли править Святой землей с Божьего благословения.
Вот оно. Он сказал правду вслух. С того дня как Генрих узнал, что умирает, он поклялся говорить только то, что думает, ибо понимал: ему ничего не выгадать от искусной лжи, благодаря которой люди цепляются за трон. Однако отказаться от многолетней привычки к дипломатии было весьма нелегко — до этой минуты. Весть, которую принес гонец, стала поворотным моментом для его народа. Он знал, чего хочет Папа. Очередную священную войну. Ну, в этом деле Генрих — Боже, укрепи! — ему не помощник. Если придется обидеть особо впечатлительных придворных, но при этом уберечь свой народ от безумия войны, он пойдет на это. И первый шаг — говорить правду, даже если самые знатные и благородные из его подданных будут против.
А они были против. В толпе зашептались, но не так громко, как при известии о падении далекого города, где никто из них даже никогда не бывал. Нет, шепот напоминал шипение коварной змеи, которая, почувствовав добычу, должна пересмотреть стратегию охоты. Генрих взглянул на Джона и Иоанну. Они оба явно были сбиты с толку его внезапным порицанием погибшего родственника, но перечить отцу не стали. А потом из толпы раздался голос, от которого кровь в жилах Генриха вскипела.