Он чувствовал, что проиграл — оттого только, что не мог, не умел заставить ее замолчать, видя даже, насколько действенны ее слова.
Он стоял рядом с ней. Ни одно движение не выдавало его чувств. Но он знал, чувствовал, что проиграл не только спор на этой поляне, не только среди этой кучки вилланов, которые теперь стояли понурые, не осмеливающиеся даже потихоньку разойтись.
Он осознал вдруг, что проиграл целиком всю битву, которую вел уже почти два года. Давно уже судьба подло подставляла ему подножки. Он кидался то туда, то сюда, своими силами и убежденностью латая дыры неуверенности и слабости. И с каждым разом это удавалось ему все с большим и большим трудом. Сегодня он почувствовал, что борьба проиграна.
— Что ж, сударыня… Что ж…
Она посмотрела ему в глаза и увидела в них горечь поражения.
— Возможно, когда-нибудь я воспользуюсь вашим приглашением и явлюсь к вам, чтобы разрешить этот спор до конца.
Что было в этих словах? Угроза?
Одижо ловко спрыгнул на землю. Взглянул на нее снизу.
— Вам помочь, сударыня?
Клементина покачала головой. Она повернулась к нему спиной и медленно пошла куда-то в темноту развалин.
Обошла нагромождение заросших мхом камней, опустилась на какой-то каменный выступ, закрыла лицо руками. Она слышала, как потихоньку стали разбредаться крестьяне, как захныкал маленький Корбо, как вдали раздалось ржание их лошадей. Знала, что где-то там, за этими камнями, ее ждет де Бриссак.
Ей хотелось плакать — от пережитого волнения, от одиночества, от горького вкуса этой ее странной победы.
Темнота уже спустилась на развалины, когда Клементина встала и вышла из-за скрывавшей ее прежде от любопытных глаз груды камней.
Де Бриссак стоял у самого подножия стены, словно изваяние, и терпеливо дожидался графини. Ни тени неудовольствия или досады не было заметно на его лице. Он простоял так все то время, пока она приходила в себя, и готов был стоять еще столько, сколько потребуется. Клементина благодарно улыбнулась.
— Идите сюда, госпожа, — он протянул ей обе руки.
— Я так признательна вам, господин де Бриссак, — ей до смерти захотелось прижаться к сильному мужскому плечу.
Ах, где же ты, Филипп?
Клементина плохо спала ночью. В возбужденном ее сознании то и дело вспыхивали и гасли ужасные картины. Кровь и насилие. Казалось, этому не будет конца. Она просыпалась, некоторое время лежала, старалась справиться с выпрыгивающим из груди сердцем. Смотрела на круглую луну, которая заглядывала в комнату, освещая ее бледным призрачным светом. И вновь впадала в забытье, чтобы через какое-то время снова очнуться, зажимая ладонью рот.