— Это все, что я могу вам сказать. Возможно, мои коллеги из VIII округа сообщат вам что-либо еще. Возможно, что вы, со своей стороны, просмотрите ее вещи и бумаги…
— Какие бумаги?
— Ее переписку… Записную книжку с адресами…
— Она никому не писала.
— Это еще не значит, что никто не писал ей.
— Она никогда не получала писем.
Как могла бы она в их квартирке, где каждая вещь лежала на определенном месте, как могла бы она скрыть от него что бы то ни было? Они жили вместе с утра до ночи и с ночи до утра. Дверь между их комнатами всегда оставалась открытой, и каждый слышал малейшее движение другого, знал о каждом его жесте.
Он вспомнил, например, как однажды, часов около пяти, Жанна сказала ему из соседней комнаты:
— Хватит, Бернар. Это у тебя уже девятая папироса.
Она не видела его. Только слышала чирканье спичек, и, как видно, до нее доходил запах табачного дыма.
Он встал. Лицо его ничего не выражало.
— Я вам больше не нужен?
— Сейчас нет. Повторю лишь то, что уже говорил вам: мужайтесь!
И, провожая его через соседний кабинет, он добавил:
— Помните мои слова… Один случай на тысячу. Да и то…
Неправда! Жанте не стал возражать, зная, что это бесполезно, что никто ему не поверит. Но у него было свое мнение, и он был уверен, что ошибаются они, а не он.
Возможно, что Жанна приняла снотворное. Это было правдоподобно — ведь она умерла. Возможно также, что для храбрости она выпила в одиночестве бутылку шампанского. Возможно также и то, что ей пришло в голову украсить покрывало розами, взять в руку букет, прежде чем…
На лестнице он остановился. Она умерла. Он только сейчас начал понимать это. Даже утром, в комнате на улице Берри, это еще казалось ему нереальным.
Переступая порог, перед которым выстроился ряд велосипедов, он чуть было не сбил с ног входившего в полицейский участок низенького человека и обернулся, чтобы удостовериться, что это был тот самый иностранец с разноцветными бумажками. Этот шел на свой пост один против всех, против законов, против правил, против всей этой канцелярской машины, упорный, уверенный в своей правоте, в своей, только ему одному понятной логике.
Странная вещь — Жанте не думал о любовнике. Из всего того, что ему сообщили, любовник произвел на него наименьшее впечатление. Больше всего его волновало платье, черное платье и старые туфли, которые Жанна отдала горничной. Ему хотелось бы получить их, и если бы он осмелился, то побежал бы в отель, чтобы потребовать их, чтобы выкупить, в случае надобности.
Она оделась в белое. Она умерла в платье, которого он никогда на ней не видел, и причесала волосы по-другому, не так, как при нем.