— Мало ли кому чего нужно?! Рабочий день в разгаре, — отбрил суровый, но справедливый шеф. Вошел в свой репертуар.
— Понима-а-аете… Вы очень прозорливо угадали: у меня завелся котенок… Два! — Для пущей наглядности я выбросила вверх два пальца.
— Зачем вам столько? — поразился Негений.
— Так этих… котят… э-э-э… подбросили! Кто-то подбросил… прямо под дверь. — Я подумала, что иду по Ольгиным стопам, пример ее вранья очень заразителен. Но по части убедительности мне, конечно, было до нее далеко. Хотя правда звучала бы еще менее достоверно, в слишком уж странную историю я вляпалась…
Генеральный директор ощетинился возмущением:
— Котята — не повод для прогулов! Подумаешь, подбросили. А вы бы не подбирали!
— Так жалко… На улице холодно, а они все-таки живые существа. Маленькие совсем, пищат.
— Попищат да перестанут, — подпела начальству Лидия. Нет чтобы меня поддержать, потакает Падловичу!
— Не перестанут! Э-э-э… — снова принялась запинаться я. — Они дерутся с попугаем.
Гаевая и Буренко обменялись взглядами, в которых читалось взаимопонимание и чувство превосходства надо мной: у Макеевой, дескать, совсем крыша съехала на почве женского одиночества.
Шеф недобро ухмыльнулся, обнажив желтые, прокуренные зубы:
— Ты, Екатерина, все выкручиваешься, изворачиваешься, ловчишь… А риелтор должен быть…
Что он хотел сказать? — кристально честен и порядочен? Вот уж загнул! Пришлось напомнить директору про сегодняшнее шедевруальное достижение с продажей квартиры на Нарымской. Безнадежно махнув рукой, он отпустил меня восвояси, предупредив, что делает мне такую поблажку в последний раз… Я ехала домой, последними словами ругая Ляльку. Как она могла оставить ребят одних? Это же не котята… Не мать, а тьфу, гнилая душонка.
…Войдя в квартиру, я опешила, оторопела. Просто уму непостижимо, во что превратился мой милый, уютный дом! Сказать «кавардак» — ничего не сказать. Все перевернуто вверх дном. Натуральный погром, мамаево побоище!
С вешалки в прихожей сорвана вся одежда, обувь из тумбы вывалена, дверца вырвана с мясом. А саму прихожую перегородила баррикада из табуреток, сверху которых торчала пустая Азизова клетка. Преодолев столбняк, я расшвыряла их и грозно вопросила:
— Кто это сделал? Кто учинил…
— Мамочка что-то искала, а я ей немножечко помогала, — виновато пролепетала Ксюха и спешно спряталась в кухню.
Я последовала за ней. Шкафы открыты, банки и пакеты с крупами выпотрошены, даже растворимый кофе высыпан на стол. А воздух сделался седым, как туман, от взвившейся в воздух муки.
— Зачем она муку-то рассыпала? Рехнулась, что ли?