Я думаю, что ма принесла мне Орсона с некоей тайной целью, что-то подделав в лабораторных записях, после чего щенка сочли мертвым. Может быть, Орсон боялся, что тот, кто узнает об этом, захочет силой вернуть его обратно в лабораторию. Может быть, именно поэтому в присутствии других людей (кроме меня, Саши и Бобби) он прикидывается славным старым псом, этаким рубахой-парнем. Но чтобы не оскорблять Рузвельта недоверием, Орсон предпочитает молчать, как брюква. Брюква с хвостом.
Однако Мангоджерри, сидевшая на стуле и паре подушек и чинно евшая кусочки булки, вымоченные в молоке, не притворялась обычной кошкой. Когда мы пересказывали события, происшедшие за последние двенадцать часов, она с интересом следила за нашей беседой. Когда кошка слышала то, что казалось ей удивительным, ее зеленые глаза расширялись, а если она была шокирована, то либо отворачивалась, либо откидывала голову, словно хотела сказать: «Малый, ты хлебнул лишнего или таким уродился?» Иногда она улыбалась. Чаще всего это случалось тогда, когда мы с Бобби описывали сказанные или сделанные нами глупости, и мне казалось, что улыбается она слишком часто. Когда Бобби описал то, что мы видели в забрале шлема Ходжсона, Мангоджерри чуть не стошнило, но ей были свойственны как кошачий аппетит, так и кошачье любопытство: прежде чем мы закончили рассказ, Мангоджерри оправилась и приняла от Рузвельта еще одно блюдце с молоком и crustulorum.
— Мы убедились, что пропавшие дети и Орсон где-то в Уиверне, — сказал я Фросту, все еще побаиваясь общаться с кошкой напрямую, что было странно, поскольку с Орсоном я только так и разговаривал. — Но площадь слишком велика для поисков. Нам нужна ищейка.
Бобби сказал:
— Так как у нас нет спутника связи, знакомого индейского следопыта или гончей собаки, которую мы на всякий случай держали бы в чулане…
Трое из нас с надеждой посмотрели на Мангоджерри.
Кошка встретила мой взгляд, затем взгляд Бобби и, наконец, Саши. Она на мгновение закрыла глаза, словно обдумывая нашу невысказанную просьбу, а затем обернулась к Рузвельту.
Добрый великан отодвинул тарелку с чашкой, наклонился, поставил правый локоть на стол, подпер подбородок кулаком и посмотрел в глаза нашей пушистой гостье.
Спустя минуту, в течение которой я безуспешно пытался вспомнить мелодию из фильма «Эта проклятая кошка», Рузвельт промолвил:
— Мангоджерри спрашивает, слышали ли вы то, что я сказал, когда мы пришли.
— «Множество смертей», — процитировал я.
— Чьих? — спросила Саша.
— Наших.
— Кто сказал?
Я указал на кошку.
Мангоджерри сидела важно, как брамин.