Причал пустынен. Если не считать худенькой, нет — этакой тонкой и, подозревалось, крепкой, как моржовый бивень, старушки. Алеша мельком оглядел ее темный сарафан, в мелких коричневых морщинках лицо, руки, твердо сжавшие ручки двух больших спортивных сумок. Перевел взгляд на панораму высокой старой Тюмени, и вновь его потянуло к женскому лицу.
«Сколько же ей лет — 60–70? Едет куда-то старая…»
— Э-гей, матросы, — вдруг пропела она высоким чистым голосом, — помочь матери пришлите.
Алешка повертел взъерошенной головой. А по сходням уже мчался штурман Шаликов.
— Здравствуйте, Настасья Тимофеевна! — закричал он издали. — Нас ждете?
— Вас, Анатолий Спиридонович, кого же еще? — Женщина наклонила его голову и поцеловала в лоб. — Все с Николаем Петровичем ходишь? Не напрокучило?
— Что вы, Настасья Тимофеевна! Мы с ним неразлучны.
У Анатолия блестели глаза, лицо в пунцовых пятнах, будто он получил высокую награду, и вот радость краской прихлынула к щекам.
Капитан вошел в рубку. Надел фуражку.
— Дежурь. Пойду к маме, к бабушке пойду.
А та уже сама уверенно поднималась на мостик, седые прядки волос выбились из-под ситцевого в зеленый горошек платка, как в оправу взявшего тоненькое темное личико. Но зубы проглядывали целехонькими белыми ядрышками орехов. Она обеими руками обхватила выскочившего навстречу внука, припала к его груди, гладила русые завитки, заглядывала с улыбкой в глаза. Будто девчонка на свидание пришла.
— Баушка… — только и выдохнул Бажин, целуя ее в щеки и бережно провожая в рубку.
— Ну, знакомь, знакомь с помощниками, — вроде как отбивалась она, но, видно, по давно заведенному порядку пожала всем руки, бережно оглядывая всякого нового для нее человека. Оглядела взглядом Алешино лицо, повернулась к капитану, шепнула:
— Этот, Коля, мореходству как подарку рад, а душа в небо рвется.
И еще тише, чтобы не слышал рулевой:
— Любимчик? Нет еще? Ничо — всю жизнь вам встречаться. Вот как…
В дверь рубки протиснулись Соломатин и Пархомович:
— Разрешите?
Бабушка улыбнулась.
— Матросы-челядинки хороши. Вот кому судьба морячить, — положила она руку на плечо Сергею.
— А я? — обиделся Соломатин.
— Ты добер молодец, — женщина звонко рассмеялась. — Ловок и силен, да разве на одном месте усидишь?
— Хороший матрос он, — Бажин мягко улыбнулся всем сразу. — Верно, хороший.
Сашка заиграл плечами, толстые губы его расплылись.
Настасья Тшмофеевна осмотрела простое командирское хозяйство, спохватилась:
— На камбузе Максимовна?
— Она.
— Ну-тко, почаевничаем с подружкой. А вас на обед ждем.
— Время уже к ужину.