— Враз и поужинаем.
Застучали по палубе каблуки низеньких туфелек.
Видно было, как она уже там, внизу, заговорила с вынырнувшим откуда-то Колей Кольцовым, и тот потерся щекой о ее плечо.
Перед глазами Алексея будто радуга крылом повела, всплеснула переливчатым разноцветьем. Даже дух затомило. Он потрогал грудь, где должно быть сердце: вроде там встрепенулась славная певучая птица. И это от ее ясного пения хорошо на душе, и будет так всегда, пока чисты помыслы, а значит, удачливы дела.
То в машинном отделении, то в матросском кубрике летал голос Настасьи Тимофеевны, сплетал кружевами знакомые, здешние и какие-то давние, не этих берегов слова.
Обед-ужин женщины готовили вместе. Пошла часть продуктов, привезенных Бажиной. И когда Алексей сел за стол, то не понял выражение лиц друзей, уже начавших есть, а потом сам ошеломленно уставился в миску и стал подольше задерживать во рту каждый глоток борща, будто это могло продлить удовольствие.
Поздно вечером он лежал на своей койке, закинув за голову руки, и вспоминал мамину деревню Березовку под Омском, широкий, поросший травой двор с колодцем посередине. Здесь важно шипели гуси, переваливались вокруг искусственного прудочка утки, за сваленными возле хлева бревнами они с дедом Игнатом находили шампиньоны. Баба Катя потом готовила из них жареху в огромной сковородке прямо здесь же, на летней печурке.
Алексей плохо помнил бабкино лицо. Привозили Алексея летом с младшим братишкой, еще до школы. Но остался в памяти утренний бабкин жест: руки в бока на крыльце, какие-то горячие слова, после которых Начинали метаться по двору дед и мать и ее сестра тетя Шура, привозившая и своих двух ребятишек, Лидку и Леньку… Вечерний запах вымытых половиц и ржаных калачей, благоговейное молчание сельчан, приходивших к бабе Кате заговаривать зубы и всякие болячки.
Он сравнивал этих двух разных женщин — свою сибирячку и Бажину, что родом откуда-то с западных северных морей (словечки у нее такие пропевались), и думал: чем они схожи?
«Отношение ко всему живущему рядом», — сложной фразой решил сам для себя Алеша и успокоился.
В дверь ящеркой проскользнул Колёк и зачастил горячим шепотом в Алехино ухо:
— Пойдем, пойдем, там такое говорят — никогда не слыхал. Ну, давай, — тянул он.
— Куда? — Алеша стал недоверчиво одеваться. — Опять розыгрыш? По носу получишь!
— Ой, Леха, такие слова, не, просто не перескажешь. Я в стихах такое не сложу. Не получится. Пойдем, у капитана послушаем.
— Ну тебя, — Алешка сел на кровать. — Придумал — подслушивать. Нехорошо как-то…