Его никто не встретил и не окликнул. Он сам остановился, заметив за землянкой девушку-бойца, безуспешно пытавшуюся поднять свалившийся на землю шест. Она не видела Синельникова и не слышала его шагов: шест занял все ее внимание. Он поднимался, он не стоял там, где ему положено было стоять, и под тяжестью провода снова падал. А девушка, отдышавшись и утерев ладошкой пот со лба, опять склонялась и силилась поднять шест.
Когда он повалился, может быть в десятый раз, она решила отдохнуть подольше, шагнула в сторону, подняла глаза и, встретив взгляд Синельникова, не растерялась и не сконфузилась, а с усмешкой бросила:
— Чего стоишь?! Помог бы…
Растерялся Синельников от ее звонкого, сломавшего тишину, голоса и, вместо того, чтобы поспешить на помощь, стоял, переминаясь с ноги на ногу. Очень уж неожиданной была эта встреча, и девушка казалась необыкновенной. Смотрела на него смело, в упор, словно говорила: «Пусть маловато у меня сил, а все равно никого не боюсь».
Шест был тяжел. Семен и то с трудом водрузил его на место, вкопал поглубже, прижал камнями и спросил:
— Так сгодится?
— Сгодится, — ответила она решительно, поправила ремень и отряхнула юбку, потом коснулась пальцем прически. — Вы из артиллерийского полка? (Поскольку дело было сделано — шест на месте, она сочла, видимо, нужным отдать дань уважения субординации и перешла на «вы»).
— Угу. А вы?
— Мы тоже. Мы тут с Раисой. Одна дежурит, другая отдыхает. Трех положено, но третьей нет. Вот так и маемся… Спасибо вам.
— А вас как звать?
— Меня? Зачем вам? Зоей меня зовут. Ну, до свидания. Пойду Райку будить. Заглядывайте.
Семен понял, конечно, что «заглядывайте» не означало приглашения, однако заглянул, так как в приглашении не нуждался. И с тех пор стал заглядывать всякий раз, когда выпадало удобное время, то есть на батарее было тихо и можно было твердо надеяться, что начальство внезапно не нагрянет. Вытирал ветошью сапоги, подшивал не очень белый, но чистый в общем подворотничок и, напевая что-нибудь, быстро шагал в усыпанную многоцветьем лощину, к землянке у тополей.
Его тянуло туда, он думал об этой землянке, она казалась ему иным миром, не похожим на тот, в котором он в последнее время жил и к которому привык. И этот привычный мир становился лучше, потому что не казался бесконечным и неизменным изо дня в день. Теперь из него можно было хоть ненадолго уйти. И Семен однажды удивился, что до сих пор жил, не заглядывая в тот удивительный мир, не встречаясь с Зоей, не видя ее лица, ее глаз и губ, в которых не было ничего приметного, но без которых не было бы Зои.